Олимпиада-2022 проходила в таинственной и во многом непостижимой стране. Одно из знаковых мест загадочного Китая – знаменитый Шаолиньский монастырь.
Как туда попасть, что такое кунг-фу и как монахи относятся к туристам? Sports.ru связался с Алексеем Карповым – куратором школы традиционного шаолиньского кунг-фу мастера Ши Янчена – и все разузнал.
«Понял, что единственный вариант – попробовать стать китайцем»
– До Шаолиня все было обычно – я работал в научно-исследовательском институте телевидения начальником отдела внешних связей и маркетинга. Возможно, это был накопительный эффект – я много дней подряд к 25 годам задавался вопросом: и что потом, что дальше, зачем это все? Получу ли я удовольствие, когда достигну того к чему, мне кажется, нужно идти?
Когда я не ответил сам себе на этот вопрос, понял, что хочу сделать что-то важное. Важное – как хочешь, так и понимай. Важное для кого? Для себя, для кого-то, для семьи? Мне казалось, что можно делать, во-первых, не боясь, а во-вторых, чтобы это было важно.
Я поехал искать свои корни в Китай. Даже не было вопроса, почему в Китай. У меня прадедушка – китаец, я просто решил поехать, чтобы понять, кем был мой прадедушка. Все связи были оборваны, его репрессировали в Красноярск.
Описать все это трудно – что бы я ни сказал, все будет неправильно, все будет, наверное, выдумано. Проще сказать: я не мог не узнать про прадедушку, я осознал, что, кроме меня, этого никто не сделает. Я испытываю особенный трепет к корням. Чтобы эту связь не потерять, решил ее максимально восстановить. Не напрямую это делал – ведь все связи оборваны, неизвестно, как его искать, – кроме записей в архиве, ничего больше нет. Понял, что единственный вариант – попробовать стать китайцем. Это я первый раз так сейчас сформулировал.
Если вы не бывали в Китае, то что знаете про него? Скорее всего, китайскую медицину, китайский чай и китайские боевые искусства. Из трех я выбрал то, куда мне наименее сложно двигаться. От природы я спортивный, но не имею аграрного образования – чай отпадает, и не имею медицинского образования – в 25 лет идти в медицину поздновато. Я занимался боевыми искусствами – ребенком пару лет ходил на дзюдо.
Я не бывал в Китае, не говорил по-китайски и в таком состоянии оказался в этой стране, где вообще все по-другому. Я представил себе ситуацию: что я буду там делать, если попаду? Понял, что найду мастера, который чуть-чуть говорит на английском, и он, скорее всего, будет расположен к тому, чтобы заработать на иностранце.
Понял, что нужно чувствовать, что мастер хочет сказать. Поэтому искал его в России: сначала прошелся по стилям, понял, что так называемые русские мастера не располагают к себе. В том смысле, что они выглядят как тренеры, а не как мастера – мне же нужно было изучить культуру, а не как кулаками и ногами махать.
Так нашел Ши Янбина в Москве и записался на вводный курс. Поехал на две недели, остался в этой школе на полгода, а потом поехал вместе с ними на летний выезд в Шаолинь. Все поехали на две недели, я остался еще на два месяца. За это время нашел в Китае своего мастера и занимался с ним. Через две недели отдыха в России вернулся к нему и остался уже на полгода, потом еще раз на полгода. И так 4 года: начал в 2015-м и в 2019-м уже поступил в университет в Китае.
«Начать можно в любом возрасте, но результат будет не олимпийский. А в кунг-фу и нет такого понятия»
– Каждый раз, когда слышу вопрос про возраст и начало поисков, пытаюсь понять, в чем его корень? Почему он возникает? Предполагаю, что, например, в фигурном катании вряд ли можно продуктивно начать в 25 лет. С другой стороны, чтобы понять, что фигурист испытывает, можно начать и в 60 – понятно, что тройной тулуп не получится.
В кунг-фу, да и вообще в китайских боевых искусствах начать можно в любом возрасте, но результат будет не олимпийский. Смысл в том, что в китайских боевых искусствах и нет такого понятия, как олимпийский результат. Есть результат для самого себя. Раскрываешь не мастерство на ринге, на соревнованиях, а раскрываешь мастерство самого себя.
Почему Пекин (а не Бейджин), боевые искусства в шаолиньских монастырях, ковидная паранойя: обсуждаем Китай и Олимпиаду
Конечный результат? Вы знаете, какой конечный результат у дождя? Я бы мог что-нибудь придумать, но сегодня я так скажу, через день будет уже другой ответ, через год – третий. Суть не поменяется. Думаю, наш западный менталитет строит такой каскад событий, где мы делаем что-нибудь для какой-то цели. А в чем цель-то?
Мы же это и исследуем через нашу работу, через хобби – создаем возможность заниматься тем, что любим, чтобы исследовать, в чем цель. Двигаемся безостановочно, что-то ищем, находим, теряем. И тут – то же самое. Все дело в процессе.
«Первая тренировка на рассвете, последняя – на закате»
– Как выглядит обычный день ученика школы при Шаолине?
– В шаолиньских трактатах написано: ученик должен начинать тренировки на рассвете, а заканчивать на закате. Мы поднимаемся за полчаса до рассвета, умываемся, строимся, начинаем пробежку, и восходит солнце. Последняя тренировка – на закате.
Первая и последняя тренировка разделяется три раза на прием пищи и на один дневной сон. И все. Остальное время тоже идут тренировки – всего их четыре за день.
Можно по китайскому аграрному календарю разделить – и получается, что у нас ровный ритм, как у двигателя.
– Очень похоже на распорядок дня профессиональных спортсменов.
– А как по-другому? Все одинаково. Например, я отправился в путешествие на мотоцикле, но особенность поездки была в том, что до этого я на нем не ездил. Летом в пандемию я сидел дома, и мне было очень тоскливо сидеть на одном стуле. Я подумал, что если я все равно сижу, тогда буду сидеть на чем-то движущемся. Пошел в автошколу, сдал на права, буквально за два месяца организовал поездку и поехал. И для меня это история о том, как тренируешь тело в процессе практики шаолиньского кунг-фу.
Я тренировал не движения удара или блока, силу, ловкость, скорость или устойчивость – это было все в комплексе. Нельзя сказать одним словом, что я что-то тренировал, а другое не тренировал – в шаолиньском кунг-фу такого нет, там все вместе. Я тренировал свое тело. Тело становится более готовым ко всему в любой ситуации. Мое тело стоит благодаря стойкам, они за это время стали хорошими – я стал хорошо чувствовать землю, научился стоять ровно. На одной ноге, на двух, на руках – не важно.
Поэтому на мотоцикл я сел и сразу поехал, я его сразу почувствовал, не нужно было привыкать. Все очень похоже, везде все одинаково. В мотоспорте есть такой вид – мотоджимхана – скоростное фигурное маневрирование вокруг конусов. И мне повезло в Петербурге встретиться с представителем этого спорта, он дал мне одно занятие. И все слова, что он мне говорил – человек с большим опытом – они абсолютно синонимичны словам, которые говорил мой шаолиньский мастер. Смысл не в том, что говорит этот человек или тот; а в том, что они хотят донести. А это всегда одно.
И вот шаолиньское кунг-фу дает общее понимание связи всего в одном.
«Можно выбрать спарринг-партнера и побоксировать, но только когда все смотрят»
– Есть ли развлечения в шаолиньской школе?
– В процессе развлечения по факту повторяется тренировка: прыгают акробатические трюки, повторяют движения животных – прыгают обезьяной, жабой. По выходным есть время для чтения книги и просмотра одного фильма. Читают не массовую литературу, а свое, на китайском, но ограничений нет.
– А запреты в питании?
– Все питаются одинаково, в столовой. Пища в целом вегетарианская, но опять же запрета на мясо нет, хотя в основном они не едят мясо. Есть китайцы, которые едят мясо, есть наши ученики, которые его едят – тут ничего страшного. Но говорят, что лучше мясо не есть. И в этом есть определенный физиологический процесс в том числе. Если почитать конкретную литературу на этот счет, можно узнать, что для некоторых организмов мясо дает тяжесть. Думаю, со временем монахи стали чувствовать это и перестали его есть.
– Есть ли в школе список правил?
– Нельзя драться, нельзя мальчикам с девочками проводить время наедине, нельзя опаздывать, нельзя оставлять еду в тарелке, нельзя ослушаться мастера. Эти 5 правил я сгенерировал по своим наблюдениям. Никакого инструктажа нет.
Как иностранцы мы, во-первых, больше наблюдаем. Как будто приехали в гости к дальним родственникам – к таким, которые встречают вас очень тепло и ценят знакомство с вами. Нам не говорят, что можно, а что нельзя. Но если я один из учеников опоздал на тренировку, а потом я вижу, что он сидит в мабу (стойка в кунг-фу) полчаса, пока не затрясутся ноги, то я понимаю: не нужно опаздывать. И когда я опаздываю, то понимаю, что могу оказаться в такой же ситуации. Обучение примерно так и происходит.
– В школе изучают боевые искусства, но есть запрет на драки. Может, есть хотя бы спарринги?
– По субботам в первой половине дня у нас есть время на саньда – это вид рукопашного боя в перчатках и другой защите. По выходным можно выбрать себе спарринг-партнера и побоксировать с ним – но только когда все вокруг будут смотреть, когда будет оборудован ринг.
Мой мастер, когда человек не может выбрать себе партнера, говорит: я сам назначаю, исходя из того, что вижу. Это делается для того, чтобы дети выплескивали энергию. Просто запрет на драки – это глупо: у детей много энергии, они не будут все время сидеть смирно. Энергия тела выходит в тренировках, а эмоциональная энергия выходит в спаррингах. Это больше как игра, но это все равно серьезный спарринг – бывает и кровь. Девочки тоже встают в спарринги, иногда их даже с мальчиками ставят.
«Не нужно ничего испытывать, мастерство приходит само. Когда не думаешь – это и называется кунг-фу»
– Кунг-фу – это мастерство. Причем мастерство не теоритическое, а практическое. То, которое приходит, рождается в теле через многократные повторные действия. Если взять кувшин и бутылку с узким горлышком, и наливать воду из кувшина в бутылку, то сначала вода будет проливаться мимо бутылки, но к концу кувшина мы найдем ту самую струю, которая вольется ровно, не оставляя ни капли вокруг. И чем больше таких бутылок мы нальем, тем точнее струя будет заходить в бутылку. Это нельзя объяснить, рассказать – нужно только делать.
В «Чжуан-цзы» (даосская книга притч) есть на эту тему хорошая история про мясника, который искусно разделывал бычьи туши. Он говорил: вжик-вжик и все сделано, я не могу этот процесс описать даже сыну. Не нужно ничего испытывать, оно приходит само в какой-то момент, но об этом совсем не думаешь. И когда не думаешь – это называется кунг-фу. Когда тело чувствует в руке нож и видит перед собой объект – оно знает, что делать.
– Идет работа над телом, но при этом развивается дух. Есть ли специальная работа над духом – молитвы или что-то такое?
– Всегда есть две стороны, и нужно развивать обе. Но одним людям нужно развивать чуть больше одну сторону, другим – другую.
Я следую середине. Вы когда-нибудь наблюдали за дымом в помещении? Как он ведет себя при разных температурах у потолка и пола? Дым начинает расслаиваться, и если есть в комнате покачивание воздуха, можно увидеть небольшую волну дыма. Вот слой в середине комнаты – между холодным и горячим воздухом – иллюстрирует переход. Дым – это граница. Человек примерно так же должен найти эту середину. В этом примере очень легко представить, что если хаотично ходить по комнате, то этот слой пропадает, а дым и вовсе развеется.
Внутренняя практика – то, что мы называем медитацией – призвана успокоиться с точки зрения внешних движений. Первое – чтобы дать возможность дыму собраться, разойтись в разные стороны и опять собраться в середине, и второе – чтобы быть способным увидеть эту линию между верхом и низом. Но, чтобы быть в таком внутренне собранном состоянии, нужно заниматься телом и снаружи.
«Русских здесь называют «воинствующая нация» – уважают Путина и нашу силу». Вокруг Китая слишком много мифов – разбираем их
Конечно, медитация – это часть буддийского процесса, обучения. Есть молитва, есть медитация. Это как покушать – все забито в расписании.
Медитация – это не метафизический или магический процесс, даже в России уже широко известно, что это совершенно определенный процесс. Именно из-за того, что у кого-то нет ощущения, что это конкретный процесс, бывают вопросы: а как вы медитируете, с какого возраста начинаете? Точно так же, как и любая телесная практика: есть порядок, его нужно исполнять, и тогда будет результат.
Ради красивого ответа можно сказать: да, мы все медитируем по три часа в день, без этого нельзя, мы успокаиваем ум, гладим траву. Но правда в том, что есть и так, а есть и не совсем так. В медитации есть сила, в то же время ее иногда не делают, пропускают, как и все остальное. Даже утреннюю тренировку изредка пропускают из-за погоды – если просыпаемся в 5 утра и идет дождь, лужи на земле, то мы не идем на тренировку. Летом это бывает крайне редко – может один-два раза за весь сезон.
«На месте настоятеля Шаолиня я бы тоже сделал высокую цену и поставил забор»
– В массовом понимании европейцев шаолиньские монахи – это что-то вроде супергероев. На это повлияли фильмы о монастыре. Почему так сложилось?
– Я бы сам хотел узнать. У меня этого не было. В момент, когда я подходил к воротам Шаолиня первый раз, я испытывал чувство предвосхищения чего-то. Но и не было такого, что я смотрел все фильмы про Шаолинь и грезил этой поездкой.
– В самом монастыре нет негатива, что Шаолинь в какой-то мере стал попсовым местом?
– Часть китайцев тоже так считают, и это нормально. Что мы называем попсовым местом? Это популярное место, туда приходит много людей.
– Рады там толпам туристов?
– Нет, конечно! Они бы хотели, чтобы никто не приходил. Но ведь как пришла популярность? Сначала ничего не было. Было всего шесть монахов, когда все чуть не сгорело и очаг в храме не угас навсегда. Пришлось что-то делать, и один настоятель придумал популяризировать – например, снять фильм. Начали делать шаги к тому, чтобы люди ходили, носили подношения, чтобы монахам было на что кушать. Кто знал, что все приведет к таким результатам?
Есть ли в Китае коммунизм? Мао – это как Сталин? И почему у них так развит спорт? Отвечаем на главные вопросы о КНР
Это обратная сторона популярности. В этом виновата не сама местность, а люди, которые приходят. У них нет внутреннего чувства меры, нет этики и морали. Точнее, нет в необходимом количестве. То, что делают туристы там, в основном западные, не всегда красиво. Потому что западная культура не знает восточную, китайскую в частности. Обычные вещи для китайца выглядят для нас странными, грязными, неопрятными. Точно так же наши обыденные вещи для китайцев выглядят чуждыми, выглядят как неуважение.
Поскольку мы идем в священное место, в буддийский храм – в известный буддийский храм – мы часто ведем себя неподобающе. И сами того не замечаем.
Вероятно, если бы я был настоятелем или просто управляющим, я бы тоже сделал высокую цену, поставил бы забор, нанял бы сотрудников, которые бы следили, убирали. Если в нас нет внутреннего этикета, той самой середины, то не только это конкретное место начинает страдать от популярности, но и любое другое, где мы проявляем неуважение. То же самое с нашими отношениями дома – с родителями, с детьми. Все это одинаково.
– Такое ощущение, что лучший совет туристу, который дали бы в Шаолине, – не ехать туда.
– В этом есть правда. Возможно, я это и имел в виду. Чтобы хорошо себя везде вести, нужно понимать, почему происходят те или иные вещи. Если вам что-то делают или не делают, нужно понимать почему.
Если, например, в компании мне уступает место взрослый человек в ресторане, нужно подумать почему. Возможно, этот жест не означает «садись здесь», скорее всего, по китайской терминологии это будет означать, что этот человек очень ценит мою компанию и поэтому даже предлагает свое место, он этим жестом демонстрирует гостеприимство. Я должен это прочитать и увидеть, внутри поблагодарить его за это и сказать: «Нет, спасибо большое, садитесь вы сюда». В нашей культуре – европейско-российской – такого совсем нет. Мы смотрим на все прямо, и даже просим: «Говори прямо».
Там – все наоборот, нужно на все смотреть через поворот. Всегда есть контекст, подсмысл. Я говорю «всегда» – можно найти нюансы, исключения, но концепция такова. У нас большое расхождение в понимании культуры действий и их причин.
«Люди устроены так, что пока им не покажешь, они не поверят. Я приехал из Шаолиня, а мне: покажи, что ты умеешь?»
– В России считают, что Шаолинь – это часть культурного кода Китая. Это действительно священное место для всех китайцев?
– Есть два аспекта. Первое: культурный слой Китая многогранен. Он не такой, как наш. Он даже не многогранный, а круглый, у него нет граней. А в нашем есть, можно разделить: эта грань называется менталитет, а эта – этикет, эта – религия, философия, история. В Китае тоже так можно разделить, но все же основная особенность их культуры в том, что она едина. Каждый аспект переплетается с каждым, поэтому грань теряется, все становится округлым, нет переходов.
То, что мы называем науками: история, философия, религия – они там очень тесно связаны. И даже сами религии – даосизм, конфуцианство, буддизм – между собой имеют много общих терминов, очень сложно их разделить: непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. Поэтому когда мы говорим, является ли Шаолинь частью китайской культуры – безусловно.
Сами китайцы относятся к людям, которые занимаются шаолиньским боевым искусством, так же, как мы – с восхищением. Это видно по количеству китайских туристов. А еще я понял это по тому, как китайцы реагируют, узнав, что я занимался шаолиньским кунг-фу. Это восхищает их до возгласов. Они очень радуются – и тем, что кто-то изучает их культуру, и тем, что иностранцы достигают каких-то высот и тренируются так много, что даже не все китайцы могут себе такое позволить.
– Что такое кунг-фу шоу? Как к ним относятся в монастыре?
– Часто неопрятный человек очень высоко образован. Внешнее и внутреннее не всегда соответствуют друг другу. И шаолиньское кунг-фу – это такая попытка соответствовать внутреннему составляющему. Как продемонстрировать, какой ты внутри? Если мы говорим, что шаолиньское кунг-фу развивает дух, то как это показать? Вот шоу и направлено на то, чтобы это показать. Люди так устроены, что пока им не покажешь, они не поверят. Хотя я не знаю, зачем им вообще верить?
Это особенность и западного менталитета: я приехал из Шаолиня – а покажи, что ты умеешь? Зачем мне показывать? С другой стороны, если я хочу привлечь учеников в свою школу, то нужно показать какие-то движения, мастерство. Скорее всего, оно должно вызывать охающее ощущение: о, насколько Алексей превзошел телесные возможности, он может головой разбивать железные палки. Никого не интересует медленное похаживание слева-направо с медленными движениями руки и ног. Никому непонятно, что это такое.
Хотя именно глазами понимаешь, у кого какое мастерство. Я видел много мастеров разных школ, они уделили разное количество времени тренировкам – и глазами это чувствуешь. Это как огонь: по цифровому огню, сгенерированному компьютером, видно, что он ненастоящий. А настоящий воспринимается естественно. Видно, что нет лжи. И в движениях кунг-фу точно так же – либо течет, горит, льется, либо нет. Бывает, что очень похоже – графика крутая, тут программисты, чувствуется, посидели.
И тут то же самое – все видишь. Очень красивое ощущение находиться в присутствии большого мастера, когда он делает движения – словно рождается огонь из воды.
«Мастера создают завлекухи для туристов, потому что они делают то, что туристы ищут»
– Как найти мастера? В интернете много школ – это завлекуха для туристов или там есть настоящие?
– Нужно ходить, пробовать, смотреть. Да, мастера создают завлекухи для туристов – делают то, что туристы ищут. Получается, школы, которые рождаются для туристов, созданы самими туристами – не мастерами.
Мастера подстраиваются под ситуацию – пусть они не мастера, а тренеры или успешные тренеры-маркетологи. Истинным мастерам нет дела до интернета и рекламы, про них вообще ничего нигде не написано. Самые большие мастера живут в горах, о них только передают из уст в уста.
Отчасти я показал то, о чем раньше не говорили, чего не видели. Сейчас я понимаю, почему об этом не говорится. И теперь я сам не хочу портить это. Это то же самое, что кушать любимое блюдо каждый день: оно начинает портиться. И тут так же: истина всегда очень проста, и если ее проговоришь словами, никто в нее не поверит.
Нужно придумать какую-то истину: высоко в горах, в дальнем храме, у западной стены, 200 шагов на восток и там, где восходит солнце, стоит большой древний дуб и у него висит всего три почки и на одной из почек, если ее откроешь, написано твое имя. Все хотят такую легенду. Вот я сейчас придумал – и можно уже открывать школу. Люди это любят.
Вы же сами знаете, как нужно писать заголовки. Это то же само: приходится конкурировать среди большого потока информации, создавать такие заголовки, которые хочется открыть. Но они не обязательно будут полезны читателю. Это так странно. Я иногда задумываюсь – зачем тогда мы все это пишем? Ведь пишем только для того, чтобы человек прочитал, а не чтобы понял информацию.
И вот с шаолиньским мастерами такая же история – им приходится это делать, чтобы остаться сытыми. Есть же еще мастера и те, кто выдает себя за мастеров. И последние, прикрываясь шаолиньской мантией, часто называют себя теми словами, которые туристы хотят слышать. Все точно так же, как пишутся заголовки для статей. И непонятно, кто в этом виноват. Каждому кажется, что не он: мне приходится писать такие заголовки, потому что другие не открывают.
Здесь мы возвращаемся как раз к серединному пути: если быть умеренным в своих желаниях, быть довольным немногим, тогда мы сможем не писать так много текстов, а писать только действительно важные и называть их очень скромно, чтобы нуждающийся человек очень захотел найти и нашел.
