Денис Романцов – о гигантах 90-х.
«В 1995 году в Москву к ЦСКА приезжал «Реал» с Сабонисом – я хотел сходить, но, честно скажу, у меня не было денег на билет, – признался мне в 2019-м, после победы в Евролиге, президент ЦСКА Андрей Ватутин. – А это был знаковый матч, люди на ступеньках сидели! Игроки ЦСКА были для меня богами».
Тренировал тех богов Станислав Еремин. В 23 года он приехал в ЦСКА из Свердловска – в джинсах с белым пиджаком – и нарвался на полковника Родионова, бывшего адъютанта Василия Сталина: «Если за 24 часа не оденетесь по форме – трибунал».
– Послали меня в казарму для спортсменов, – рассказал мне Еремин прошлой зимой, накануне 70-летия (и тогда же похвастался рождением третьего сына). – Рота ужинала, и я сел в своем прикиде на нижней шконке. Дальше – точь-в-точь сцена из «Джентльменов удачи». Вваливаются борцы, боксеры: «Ты какого хрена уселся?» Наехали.
Думаю, моя жизнь сложилась бы иначе, если б из-за спин тех ребят меня не разглядел сибирский баскетболист Сережа Казаржевский. Он спас меня от расправы.
– Как после одиннадцати сезонов в ЦСКА оказались в Сирии?
– Закончив карьеру, долго сомневался, что делать дальше. Потом обрадовал сосед по кагэбэшному дому на Октябрьском поле: «Стас, не волнуйся. Устрою дипкурьером. Хорошие деньги. Заграница».
Я загорелся, вернулся домой, а жена в слезах. Увидела советский фильм про дипкурьера – его застрелили в поезде и отобрали почту. «Я не отпущу тебя туда!» И я полетел в Сирию.
– Кто-то поддержал?
– Сергей Белов сказал: «Не сомневайся – хороший вариант». Сирия была преуспевающей страной, но вскоре после моего приезда попала под санкции США. Я обменял первые три зарплаты на местные тугрики, а они резко обвалились. Заработать на всю жизнь не удалось. Начал потом всё с нуля. Тогда же распалась моя первая семья.
– Из-за чего?
– Серьезно заболел десятилетний сын. Жена уехала с ним, устроилась санитаркой, чтобы быть рядом с Максимом, и спасла его. А я сорваться не мог и продолжал работать.
– Старший сын сейчас в Америке?
– Да, сам поступил в Университет Атланты. Стал замечательным фотографом. Это его призвание. Я очень рад за него.
– Как вам жилось в Сирии?
– Меня хорошо принимали в посольстве. Возили в баню, на рыбалку. Офицеры переодевали меня в военную форму и нелегально переправляли в Иорданию, которая на фоне Сирии была раем.
– Что шокировало?
– Один матч прервали, и в зал вошли автоматчики. Я: «Что случилось?» – «Сиди молчи. Генерал Али приехал». Заходит такой Бармалей – глава местной разведки. Ему поставили ворота, повесили волейбольную сетку. Он час поиграл во все подряд, в конце пульнул мяч в сторону зрителей и уехал. Нам вернули кольца, и игра продолжилась.
– Работа в Сирии не отбивала желание тренировать?
– Наоборот. Получил первый опыт, первые удары. На меня все спихнули – мужчин, женщин, юношей. Я понял, что ни черта не понимаю в баскетболе, и штудировал 500-страничную англоязычную книгу «Как стать успешным тренером». Годы спустя столкнулся с сирийцами на чемпионате мира. Звали назад: «Все еще тренируемся по вашим упражнениям».
– Читал, что, возглавив юношескую сборную, вы мучились из-за необходимости убирать кого-то из состава.
– Жалость и доброта – не лучшие черты для тренера. Потом научился быть жестче, но не настолько, как надо. Не стал хитрым, как Гомельский или Блатт.
– Как вернулись в ЦСКА?
– В 1990-м лидеры команды разбежались. Сергей Белов уехал в Италию, а главным стал его помощник Иван Едешко. Он с первого дня в ЦСКА поддерживал меня, а тогда позвал вторым тренером.
– Как формировали команду?
– Набрали все, что плохо лежало. Один пьяница, у другого с дисциплиной проблемы, у третьего сложный характер, четвертого отчислили. Начали работать. Я, наверно, немного поддавливал Ваню инициативностью, и он сказал: «Чувствую, тебе надо быть главным, а мне – помощником».
– Удивились?
– Нет, знал же уникальный характер Вани: душа нараспашку. Он, кстати, потом пожалел, что уступил мне должность. Но тогда мы постепенно, подтягивая молодых игроков, сделали мощную команду. Я бы сказал – новую команду лейтенантов, которую любили болельщики.
Сергей Панов: «У меня железное алиби – 19 августа 1991-го я был в больнице и в истории с ГКЧП не участвовал»
Один из лейтенантов – форвард Сергей Панов, набравший в легендарной игре с «Реалом» 15 очков.
– В 1988-м я закончил интернат, в ЦСКА не звали, а Череповец хотел решить мне вопрос с армией. Правда, в 1989-м пригласили на турнир в Америку, а призывника бы туда не пустили. Между армией и Америкой я выбрал Америку. Много лет спустя узнал, что меня после того турнира звали в знаменитый университет UCLA, но их письмо спрятали, и я остался в Череповце.
Числился там слесарем сталепрокатного цеха и играл в настоящий мужской баскетбол. В восемнадцать лет выходил в пятерке с четырьмя мастерами спорта. Они же спасали меня в быту. Жили-то по талонам, с питанием было не очень, так что старшие звали меня в гости и кормили (грудью, как они потом шутили).
– Летом 1991-го, когда вы играли за питерский «Спартак», баскетболист вашингтонского университета прыгнул на вас двумя ногами. Что было дальше?
– Я получил серьезную травму головы. Надеюсь, последствия не ощущаются. Это произошло 19 августа 1991 года, так что у меня железное алиби – я был в больнице и в истории с ГКЧП не участвовал. Переночевал в палате в баскетбольной форме, прошел курс лечения и к ноябрю очухался.
– Сложностей в том сезоне хватало?
– «Спартак» доиграл его без рекламных нашивок, потому что наш спонсор «Петроспорт», суливший золотые горы, внезапно пропал. Мы все равно выиграли чемпионат СНГ, качественно отметили это на турнире в Эмиратах и пропустили чемпионат России, в котором без нас разыграли путевку в Кубок чемпионов.
– Почему в 1993-м поехали именно в Турцию?
– Там предложили зарплату примерно в сто раз больше, чем в «Спартаке». К тому же в Турции играли Сергей Базаревич и Виктор Бережной. Мы жили в разных городах, но много общались.
– Почему покинули Турцию через год?
– У спонсора закончились деньги. Я даже остался без одной зарплаты. Правда, из-за нее турки особо не переживали. Наказать клуб не могли, потому что он закрылся. Но главное, что ЦСКА позвал меня для участия в Кубке чемпионов – примерно на ту же зарплату.
За два года до ЦСКА Евгений Кисурин работал охранником и маляром
Партнер Панова по чемпионскому «Спартаку»-1992 попал в ЦСКА еще более извилистым путем.
– В начале девяностых я жил в коммуналке, потом у жены, у нас уже был полуторагодовалый ребенок, – рассказывал мне Кисурин в своем доме в поселке Парголово под Питером. – Мне три года обещали квартиру, но летом 1992-го [тренер «Спартака»] Кондрашин сказал: «Власть меняется, меня никто не слушает – не могу помочь с жильем. Потерпи – на следующий год точно дадут, ты же игрок сборной». – «Я уже не верю». – «В ЦСКА собрался?» – «Нет». – «Ну слава богу».
– В Америку ехали надолго?
– В России сложилась такая ситуация, что было трудно заглядывать в будущее. Сегодня платят, завтра – нет, и что делать?
Например, Карасев всерьез собирался заканчивать с баскетболом и сидеть с ребенком, потому что его жене-волейболистке предложили контракт в Швеции на тридцать тысяч долларов (в итоге он правильно поступил: поехал – пусть и на небольшие деньги – в ЦСКА, но не бросил баскетбол).
Я думал: если в России все будет так же плохо, наверное, останусь в Америке. Хотя сильно скучал по родине.
– Где жили в США?
– Снимал студию в двухэтажном бараке на территории университета. Платил за нее четыреста долларов, еще сотню – за газ, электричество, отопление. Наши стипендии, моя и жены, – восемьсот долларов. На все радости жизни оставалось триста, так что после учебного года я стал работать – по восемь-десять часов день.
– Где?
– В полиции. Охранял госпиталь в черной форме с серебряными кокардами – как в «Полицейской академии». Обходил помещение, сидел на вахте. Самое сложное – выучить полицейские коды. Допустим, «все окей» – это 10-4. «Вооруженное нападение» – 10-28. Рация была такая огромная, что заменяла мне дубинку.
– Применяли?
– Нет. Мы дружили с бандитами, потому что гуляли в парке, где они всегда собирались. Нас не трогали.
– Сколько проработали полицейским?
– Все лето. Потом пожаловался, что устаю: ночью не спишь, а днем нужно тренироваться. Меня перевели в маляры – это уже не ночная работа, но была другая проблема: очень жарко – в Ричмонде доходило до 40-45 градусов.
– Что привело в Удине?
– Через знакомых обратился к агенту Иве Маркс-Филд, помогавшей сборной СССР. Ее муж, кажется, был правнуком Карла Маркса и оставил ей хорошее наследство – замок в Англии. Она работала с ЦСКА, устраивала Сабониса с Хомичюсом в Испанию, даже жила там с ними в одном доме.
Ива организовала мне просмотр в Италии, и после пары матчей я подписал контракт с «Удине», выступавшим в серии А2.
– Как босс «Удине» реагировал на неудачи?
– Перестал платить. Ива предупреждала: «Если уедешь – тем более не заплатят». Когда я отправился в сборную, у меня отобрали машину и отключили электричество. Назад особо не ждали: «Можешь еще недельку побыть в России».
– В ЦСКА перешли до чемпионата мира-1994?
– Сначала договорился с московским «Динамо»: «Ой, сидишь в Италии без денег? Купим билет в Москву. Нужна квартира? Без проблем». Жилье попросил еще и как финансовую гарантию – контрактам после Удине уже не верил. Но с квартирой мне «Динамо» не помогло – в отличие от ЦСКА.
После чемпионата мира меня позвали «Чикаго», «Филадельфия» и «Миннесота», но тогда пришлось бы возвращать ЦСКА деньги за квартиру и выкупать свой контракт. То есть я играл бы в НБА бесплатно.
– Сколько предлагали в НБА?
– «Чикаго» – двести тысяч долларов за сезон. Но Тони Кукоч получал там три миллиона – на уровне Джордана и сильно больше Пиппена. Понятно, что он бОльшая звезда, но не настолько же. К тому же мне еще пришлось бы заплатить налоги, купить или арендовать дом и машину. Решил: поиграю годик в ЦСКА и подниму себе цену.
Гундарс Ветра: «Генменеджер «Миннесоты» показал на меня пальцем: «I need this kid»
Третий номер ереминского ЦСКА – один из первых русскоязычных игроков в НБА. Отдыхая в Юрмале после успешного сезона с женской командой «Арка» из Гдыни, Ветра вспоминал:
– Генменеджер «Миннесоты» Джек Макклоски рассказывал, что в апреле 1992-го увидел меня в матче за сборную против команды низшей американской лиги. Я играл здорово, и Макклоски, по его словам, показал на меня пальцем: «I need this kid». Нашел в Америке каких-то русскоговорящих агентов. И через них вышел на меня: «Контракт на столе – только подпиши».
Перед этим Джек собрал чемпионский «Детройт» с Томасом, Родманом и Дюмарсом (их называли Bad Boys) и надеялся сделать в «Миннесоте» что-то похожее.
– Почему не закрепились в НБА?
– Я думал, что знаю английский, но когда приехал, оказалось, что почти нет. Поначалу с трудом понимал тренера и слэнг афроамериканцев. Ко второй половине сезона чуток освоился, неплохо выглядел на тренировках, физически был готов к НБА, но повредил мениск и после артроскопии выбыл на три недели.
Как раз в тот момент, когда выяснилось, что не попадаем в плей-офф, и я стал получать игровое время: набрал восемь очков с «Атлантой» и семнадцать – с «Шарлотт».
А потом «Миннесота» драфтанула игрока моего амплуа Джей Ар Райдера, который забивал данки, прокидывая мяч между ног, и был немножко ненормальным. Мне сказали: «У тебя еще год контракта. Можешь остаться, но не будешь получать игровое время».
Осенью 1993-го я неделю потренировался в низшей американской лиге и вернулся в Латвию. Провел сезон в «Броцени», а потом Юрий Юрков и Станислав Еремин позвали в ЦСКА.
Валерий Дайнеко: «В «Голден Стэйт сказали: «Ты европейский мальчик. Больше в отдачу играешь. У нас другая система»
Звезда российской Суперлиги второй половины девяностых закрепился в ЦСКА со второй попытки.
– В 1988-м меня призвали в армию: я приехал из Минска в Москву и сдался в спортроту на Ленинградском проспекте 39, – сообщил мне Дайнеко по телефону из Перми, где его команда 2009 года рождения недавно обыграла в финале первенства России ЦСКА. – После курса молодого бойца попал в молодежку – вместе с будущим комментатором Михаилом Решетовым и сыном [олимпийского чемпиона-1972] Модестаса Паулаускаса.
Иногда сидел на банке основы ЦСКА, выходил против слабых команд. Потом тренером вместо Юрия Селихова стал Сергей Белов, который долго уговаривал меня: «Посиди еще годик и заиграешь вместо ветеранов». Но в 19 лет я хотел играть сразу и добился возвращения в Минск.
– Как снова оттуда уехали?
– Со сборной Беларуси мы сенсационно обыграли Литву, а потом я набрал больше сорока очков в матче с Польшей – этот рекорд, по-моему, до сих пор не побит.
Тогда же тренер Литвы Дон Нельсон-младший предложил мне съездить в тренировочный лагерь «Голден Стэйт». Мы выиграли Летнюю Лигу, а моим партнером был Крис Гэтлинг, приехавший в 2002-м в ЦСКА.
– Почему не остались в Америке?
– Там сказали: «Ты европейский мальчик. Больше в отдачу играешь. В НБА другая система». Тот же Дон Нельсон-младший помог мне устроиться в испанскую «Уэльву».
Команды второй испанской лиги брали в основном американцев. Русских было двое: я и мой сослуживец Дима Минаев. Мы часто гостили друг у друга. Еще я мотался в Португалию, где играла моя сестра – от Уэльвы до границы 30-40 км.
А на матчи мы всегда ездили на автобусе. Меня как иностранца отправляли в последний ряд, где поудобнее, а остальные чего только ни придумывали: жгуты натягивали, матрасы раскладывали. Во время движения кто-то да падал.
– Почему в 1994-м уехали в Россию?
– «Уэльва» предложила продлить контракт на тех же условиях – меня это не устроило. После года в волгоградском «Аквариусе» я перешел в «Динамо», с которым в 1996-м сразился в финале с ЦСКА.
При счете 2-2 в серии мы знали, что лидеры ЦСКА травмированы, и расслабились. По составу то «Динамо» (Базаревич, Шакулин, Сухарев) превосходило резервистов ЦСКА, но проиграло. Победный дух у соперника оказался сильнее.
– Как оказались в ЦСКА?
– «Динамо» обещало очень неплохую зарплату, но после приглашения Еремина я не рассматривал другие варианты. Понимал: это Евролига, шаг вперед.
– Не смущали задержки зарплаты в ЦСКА?
– В «Динамо» было то же самое. Задерживали, а потом выплачивали. Меня это не пугало: несколько месяцев без денег можно и потерпеть.
– Вы говорили: «К Еремину я привыкал целый год». Почему?
– Просматривали очень много видеоматериала с разбором соперника, предъявлялась куча требований по игре в защите – кто куда движется, где можно поменяться, где нельзя. Я долго вникал в эту систему.
Сначала играл с мыслью: лишь бы не ошибиться. Это затормаживало. Но потом освоился, и мне было очень комфортно с Ереминым.
Перед нами в ЦСКА тренировались девчонки под руководством Анатолия Мышкина. Когда он встречался в зале с нашими тренерами (Ереминым, Едешко и Коваленко), возникала ядреная смесь: байки, шутки, прибаутки. Я заслушивался.
«Помогали бизнесмены, состоятельные болельщики. Были и бандитские деньги»
За семь лет без Дайнеко (с 1989-го по 1996-й) в ЦСКА сменился весь состав. Но остался Аскер Барчо. Он стал массажистом ЦСКА в 1976-м и проработал аж до 2021-го. Мой звонок застал легенду на отдыхе в горах под Сочи.
Барчо: «После Олимпиады-1988 звезды ЦСКА уехали за границу. Вместо них набрали ребят из «Динамо», а Еремин добавил из своей молодежной сборной – Куделина, Курашова и других. Позже пришли игроки питерского «Спартака» начала 90-х – Панов, Кисурин, Карасев.
Чудо-ребята: стали вторыми на чемпионате мира! Женя Кисурин – начитанный парень, умный баскетболист. После перехода получил служебную «Волгу». Как-то утром собрался на тренировку – не заводится. Ну и поехал на такси. Вернулся с тренировки – а «Волги» нет, угнали».
Еремин: «Однажды на разминке я сказала в шутку игрокам, давно не получавшим зарплату: «Есть плохая и хорошая новость. Плохая: денег не предвидится. Хорошая: московских чиновников пересаживают на российские машины, и правительство распродает иномарки по хорошим ценам».
После тренировки игроки кинулись записываться в очередь. Андрей Спиридонов, король подборов, выяснял: «А можно две машины? А три?» – «Откуда у тебя деньги-то?» – «Займу! Надо же на чем-то заработать». В то безденежное время только юмор помогал выжить.
В 90-е Минобороны выделило несколько квартир для игроков. Где-то за окружной дорогой. А в остальном жили бедно. Карасев получал около тысячи долларов. В ПАОКе 12-й игрок зарабатывал больше, чем вся наша команда (мы еще и ждали деньги месяцами). Греки сообщили нам это, критикуя гостиницу, в которую их поселили в Москве».
Иногда помогали бизнесмены, состоятельные болельщики. Были и бандитские деньги. Когда команда разбегалась, начинающий предприниматель Эмиль Голубев сказал: «Мы с женой болеем за ваш клуб. Слышал, что игроки хотят уйти. Вот вам мои личные $10 000». Я принес их ребятам: «Смотрите, как вас любят».
Барчо: «Благодаря президенту ЦСКА (1992-1995) Михаилу Резникову в нашем спорткомплексе разместился итальянский магазин, где было вообще все. Нам давали карточки на 200-500 долларов, и мы отоваривались. Резников постоянно крутился, искал спонсоров – здорово помогал команде».
Кисурин: «Я впервые видел такого руководителя, как Резников. После трех поражений в Евролиге-94/95 устроил собрание. Думали: ну, сейчас загнобит. А он: «Ребят, видим, что стараетесь. Скажите, чем помочь. Может, чего-то не хватает? Только не опускайте голову. Вы же армейцы».
После этого мы выдали серию побед, которая вывела нас в плей-офф на «Олимпиакос». Резников создал удивительную атмосферу, в котором даже молодые, выходя против суперклубов, ничего не боялись. Думаю, команда-94/95 была лучшей в истории ЦСКА».
«Американцы не приехали на тренировку перед «Реалом» и передали: «Без денег играть не будем»
В том же сезоне ЦСКА взял первых американцев – 23-летнего разыгрывающего Чака Эванса и 27-летнего экс-центрового «Никс» Патрика Эдди.
Еремин: «Попробовали, раз пошла такая тенденция. Игроки-то неплохие, но без денег затряслись. Первыми забастовали. А русские ребята решили: ну, и пошли они».
Кисурин: «Эдди – смешной: быстрый, но совершенно без прыжка. Трусил играть против Сабониса, спрашивал – как против него действовать. Отвечали: «У него травмированы ноги, он не будет прыгать – обыгрывай его за счет скорости».
Впервые оказавшись перед Арвидасом, Эдди отвернулся и стал типа давить спиной, хотя Сабас просто стоял в трех метрах от него. Мадридский стадион заржал. Зато Эдди принес нам победу в игре с ПАОК, забив с фолом «два плюс один». Потом нам задержали зарплату на два месяца, и Эванс с Эдди не захотели ждать».
Барчо: «Не приехали на тренировку перед игрой с «Реалом» и передали: «Без денег играть не будем». Резников как-то нашел средства – правда, только для американцев. Остальным – ни хрена.
А американцы заявили: «Все равно не поедем. Привезите деньги на квартиру, а мы решим, что делать». Резников передал это Еремину, тот ребятам, и, кажется, Вася Карасев предложил: «Лучше между нами поделите. Мы выйдем и выиграем».
Решили – чего мы, хуже, что ли? И без американцев обыграли звездный «Реал» Обрадовича (с Сабонисом, Арлаукасом, Бирюковым) 84:82».
«В Греции я два дня провалялся в судорогах. Не мог подняться»
ЦСКА вышел бы в Финал четырех еще в 1995-м, но из-за отравления проиграл «Олимпиакосу» в четвертьфинале 54:79.
Кисурин: «Перед последней игрой группового турнира Евролиги-94/95 с «Маккаби» – ее победитель выходил в плей-офф на «Олимпиакос» – поступило конкретное предложение: «Хотите заработать сто тысяч долларов?»
Это годовая зарплата примерно пятерых игроков ЦСКА. Все отказались. Мы обыграли «Маккаби», и больше нам ничего не предлагали. А уже в Пирее случилась история с отравлением.
Понимали, что в Греции будет тяжело, но были уверены, что одну игру из двух точно возьмем. Видимо, после «минус тридцати» в Москве «Олимпиакос» не знал, как нас обыграть.
В первой пирейской игре нас поддушили судьи. Помню, как Волков взял мои трусы в кулак и просто дернул вниз. Судья не свистнул.
Физически крепкий Грезин впрыгнул в зону, надеясь забить сверху, а его двумя руками просто выкинули из краски. Снова никакого фола. Грекам дали понять: в защите можете играть, как хотите».
Барчо: «Сережа Грезин – 207 см, физически сильный, с трехочковым броском, с подбором. Талантище! За ним даже скауты НБА приезжали. Но сам себя загубил – нарушал режим».
Кисурин: «После отравления в Греции я два дня провалялся в судорогах. Просто не мог подняться. Нам давали витамины, но они не успевали усваиваться. Даже на разминке думал только о том, чтобы скорее вернуться на скамейку и отдохнуть».
Панов: «В выходной мы приехали после тренировки в гостиницу, и мне стало плохо. Скорая помощь увезла в больницу. В моей палате лежало еще человек шесть. Администратор Андрей Нечаев провел со мной ночь.
Я на кровати, а он рядом на стульчике. Организовал мне телевизор, и мы смотрели отравленный матч. Андрей устроил даже доставку пиццы! Настоящий администратор. Не бросил меня в трудную минуту. Я опасался за свою жизнь, но все закончилось хорошо».
Кисурин: «Нам предлагали сыграть на три дня позже. Доктора посовещались: «Через три дня им еще хуже будет». Мы ведь после той игры неделю лежали под капельницами в санатории в Архангельском. Вот и решили, видимо: сыграть хоть как-то и скорее ехать лечиться.
В Москве выяснилось, что в крови у всех был галоперидол, но мне было важнее, что прекратились судороги и я начал нормально дышать. Дозы были разные, поэтому некоторых игроков пришлось спасать.
Первым в больницу увезли Карасева: у него начались судороги лица, а это опасно: рядом шея, потом – легкие. Судороги легких – это остановка дыхания и смерть. Обычно галоперидол дают психам. Их он успокаивает, подавляет буйность. А на нас он действовал угнетающе, вгонял в депрессию».
Еремин: «Наверно, сейчас бы я не вывел команду. Здоровье важнее. А в 1995-м мы были нищими и бесправными. ФИБА и организаторы давили: «На ЦСКА повесят миллион неустойки за телеправа. Вас пятеро – выходите».
Руководители посмотрели на меня: «Принимай решение». Я взял ответственность на себя. Может, без того матча не было бы Финала четырех-1996».
В год Финала четырех игроки ЦСКА сидели без зарплаты и горячей воды в раздевалке
Новое массовое отравление – уже попроще, пищевое – случилось на сборе перед Финалом четырех-1996. Экс-центровой «Сперс» Джулиус Нвосу рассказал о нем, объясняя свою неудачную игру за ЦСКА в полуфинале.
Барчо: «Джулиусу сняли квартиру у метро «Аэропорт», где постоянно было холодно. А он не жаловался и спокойно ездил на тренировки на трамвае. Еще помню, что Нвосу классно играл в футбол».
Панов: «Джулиус высоко прыгал, быстро бегал. У нас не было игроков с такими данными. К тому же на его счет можно было записать мини-бар, выпитый всей командой. Помню, уезжали из отеля в Тревизо рано утром. Нвосу предъявили счет на несколько сот долларов. «Почему так много?» – «Пил минералку? Она тут дорогая. Плати». Он не обиделся».
Еремин: «Нвосу нормально вписался в коллектив, но мне как главному тренеру не хватило жесткости в работе с ним. На Финал четырех-1996 он привез девушку. И сыграл ниже своих возможностей».
Панов: «В сезоне-95/96 жилось непросто – попробуйте протянуть семь месяцев без зарплаты. Иногда помогали военные талоны на питание».
Ветра: «В Евролиге-95/96 – после истории с отравлением – было очень важно надрать «Олимпиакос». Выходили против них с экстранастроем. И в групповом раунде дважды победили. Могли потом выиграть и Финал четырех, но в полуфинале попали на «Панатинаикос» с Домиником Уилкинсом.
Вокруг них – дикий ажиотаж. А мы – молодые, голодные. Не справились со стрессом. Конкретно я не показал лучшую игру».
Кисурин: «Уилкинс навалил нам тридцать пять очков – думаю, это одна из его лучших игр в карьере. До этого «Панатинаикос» дважды вылетал в полуфинале, а тут еще и купил звезду НБА. Мы же были молодой командой, которая полетела на Финал четырех на занятые деньги.
Все равно мы могли победить. Надеялись, что Джулиус Нвосу, выручавший нас во многих матчах Евролиги, будет выманивать Вранковича из краски, но – не удалось. Нвосу слабо провел полуфинал. А я играл на одной ноге.
Накануне вылета в Париж порвал связки. Наш первый в истории Финал четырех. Реальный шанс выиграть. Что делать? «Давайте уколы». Бегать было не больно, но оттолкнуться одной ногой я не мог – она выполняла роль приставки. Связки выгорели, омертвели, и синее пятно на ноге держалось еще год».
Панов: Перед полуфиналом посетили все музеи и достопримечательности Парижа, катались на корабле по Сене, и сил на полуфинал с «Панатинаикосом» не осталось. Вранкович перекрыл всю трехсекундную зону, и мы боялись туда заходить.
После поражения был день отдыха, мы поняли, что натворили, и к матчу за третье место подошли серьезнее. Не так сильно отвлекались на искусство.
Кисурин: «На последних секундах матча за третье место с «Реалом», когда мы вели одно очко, я подставил руку под бросок Арлаукаса, и мы выиграли».
К тому моменту мы восемь месяцев не получали зарплату. С нами рассчитались призовыми за третье место – ну и спонсоры, наверное, добавили».
Ветра: «После НБА вопрос денег не стоял перед мной так уж остро. Когда начались проблемы, я, наоборот, подбадривал остальных: «Ребята, мы хорошо выступаем в Евролиге. Не будем портить сезон из-за денег. Лучше сыграем на максимуме и получим хорошие предложения».
Конечно, когда не платили, ребята были недовольны, но в итоге удалось создать позитивную обстановку. Все ребята были достаточно молоды и на тот момент больше интересовались баскетболом, чем деньгами.
Правда, дело не только в зарплате. В нашей раздевалке даже воды не было – то горячей, то вообще никакой.
Был один игрок, который ни с кем не делился шампунем. Однажды налил себе на голову, спрятал в шкафчик и пошел в душ, а там даже холодной воды нет. Жадность фраера сгубила».
Панов: «Когда после Финала четырех нам все-таки дали большую часть долга, было страшновато возвращаться домой вечером с кучей наличных».
Кисурин: «После нашего успеха в Евролиге зарубежные клубы предлагали зарплату раз в шесть выше, чем в ЦСКА. Удержать нас было нереально, и ЦСКА просил об одном: переподписать контракты, чтобы клуб получил за нас компенсацию. Ветра ушел просто так, а я и Вася Карасев выплатили компенсацию из контрактов с новыми клубами».
Панов: «Ребята разъехались по европейским командам, а у меня не было предложений. Хотя ЦСКА в девяностые был небогатым клубом, а иногда просто нищим, я не жалею, что остался – это себя оправдало».
Ветра: «Если бы тогда, как сейчас, можно было брать в команду сколько угодно европейцев, мы бы, наверно, все разъехались по «Барселонам», «Реалам» и «Панатинаикосам», но при жестком лимите для меня и «Галатасарай» был хорошим вариантом. Турецкая лига тогда как раз поднималась».
Еремин: «Ветра – один из моих любимых игроков. Интеллигентный парень с прибалтийской изюминкой. Нашу защитную линию Карасев – Куделин – Ветра боялась вся Европа.
Может, даже не я их поднял, а меня они: эти трое плюс Кисурин, Панов, Курашов, Вадеев, Спиридонов, Корнев (капитан, честнейший парень – как жаль, что рано ушел из жизни).
Команда-мечта».
Ветра: «Еремин еще игроком был тем, вокруг кого выстраивалась команда. А потом в ЦСКА-95/96 создал группу классных пацанов, которые любили играть вместе и готовы были ради результата отодвинуть свое эго.
Не зря же Еремин взял в ту команду именно меня. Тогда разрешалось только два иностранца, и он мог позвать американца, но решил, что тому коллективу пригодятся как раз мои качества.
С другой стороны, хороший коллектив был именно в том сезоне. Потом мы разъехались, вернулись, и головы части игроков стали чуть больше, чем надо».
Еремин: «Да, потом такой коллектив создать не удалось – виню в этом только себя».
«Маркус Уэбб сказал: «Деньги деньгами, ребят, а играть надо»
Завершив карьеру, Джулиус Нвосу устроился менеджером в российской компании ТМК, но из-за падения цен на нефть попал под сокращения.
А после Финала четырех-1996 он уехал в «Бостон», а в ЦСКА его заменил другой экс-центровой «Селтикс» Маркус Уэбб. Он радовал болельщиков ЦСКА два сезона – и так проникся Россией, что в 2001-м примкнул к новосибирскому «Локомотиву».
Еремин: «Маркус Уэбб – наш человек. «Не платят? Ничего, тренер. Работаем». Приезжал на тренировки от метро «Динамо» на велосипеде. Одетый в лисью шубу».
Барчо: «В норковую! Причем в длиннющей – до пят. А на ногах – тапочки, даже не сандалии. И это ранней весной! Ошарашил охранников своим видом.
Я спросил: «Маркус, ты чего?» Оказалось, не нашел обуви гигантского размера. Я договорился с администратором и достал ему две пары кроссовок».
Болельщики Маркуса обожали и считали русским. Он пришел в 1996-м, когда опять не было денег. Полгода не платили ни игрокам, ни тренерам, ни медицинскому штабу. Перед матчем Евролиги наш капитан Андрюша Корнев сказал: «Если не заплатят – не выйдем на игру». Но Маркус возразил: «Деньги деньгами, ребят, а играть надо». Вышли и победили!»
Ветра: «Уэбб взял в свою московскую квартиру целую семью доберманов. Душевный парень и отличный партнер, боец».
Дайнеко: «Под шубой он носил пиджак на голое тело и очень много цепочек. Маркус настолько прикипел к России, что в какое-то межсезонье даже не полетел в Америку. Катался на велике по Москве и делал ремонт в квартире.
В России я играл со многими американцами. Обычно они держались в стороне, а Уэбб – рубаха-парень. Перекрась его в белый цвет – и не отличишь от нашего. Русская душа».
Панов: «Маркус терпимо относился к трудностям нашей жизни. Однажды поскользнулся в аэропорту Самары и в дорогом пальто упал под автобус. Встал, отряхнулся и дальше пошел – без истерик, слез и скандалов.
В России не хватало таких прыгучих атлетичных центровых, поэтому было интересно смотреть, как Маркус красиво забивал сверху. Нашей задачей было помогать. Сам он в подыгрыше был послабее. Как и Нвосу».
«Саратовская «Юность» – легендарный зал. Тренеру во время тайм-аута на планшет сыпались семечки»
Через два года после ухода из ЦСКА Нвосу подписался с саратовским «Автодором», но из-за дефолта быстро свинтил. Но и без него звезд в команде Владимира Родионова хватало.
Барчо: «Конкуренция с «Автодором» была страшнейшая. В 1997-м они выиграли регулярный чемпионат, и финальная серия началась в Саратове. В этом школьном зальчике зрители плевали в нас, бросали что-то, и мы проиграли в овертайме 107:109».
Панов: «Саратовская «Юность» – легендарный зал. Иногда тренеру во время тайм-аута на планшет сыпались семечки. Бывало, болельщики цепляли мяч, когда ты выкидывал его из угла площадки. Охранник Родионова бегал с пистолетом. Колоритно».
Еремин: «На трибуну, которая нависала над скамейкой, Родионов сажал группу с барабанами. Шумели так, что ничего не было слышно. Сам Евстафьич постоянно находился у площадки, так что судьи старались не приближаться к скамейке хозяев».
Дайнеко: «В «Юности» нам было очень очень некомфортно из-за тесноты и духоты. К тому же «Автодор» собрал суперсостав: Эйникис, Лукминас, Пашутины, Мальцев, Сепелев».
Барчо: «Но мы сравняли счет в серии (2-2), и вернулись в Саратов на решающую игру. Там уже цветы принесли, готовились отмечать победу».
Панов: «В 1997-м «Автодор» был очень близок к золоту, перед пятой решающей игрой в Саратове мы их боялись, но – ЦСКА всегда был первым (до «Урал-Грейта»). На последний матч нам дали охранников из «Онэксимбанка», но больше для солидности. Было скорее весело, чем страшно».
Еремин: «Босс «Автодора» Родионов – умница. Отличный селекционер, тратил личные деньги. Конечно, хотел нас обыграть».
Барчо: «Но у нас Валера Дайнеко здорово сыграл – и мы победили 103:93. Для «Автодора» это была трагедия – они же считались фаворитами».
Еремин: «Уступив нам в финальной серии, Родионов сказал мне на фуршете: «Я столько вложил в этот матч, что вы не только не должны были выиграть, – вы не должны были перейти на нашу половину».
Так что те победы я ценю высоко».
Барчо: «Да, сам Родионов говорил: судьи немножко поддушивали ЦСКА в Саратове».
Кстати, потом к нам перешел лидер «Автодора» Эйникис. Сильный центровой, компанейский парень, но подводил: без разрешения покидал команду. Свободный художник».
Панов: «Хорошо, что тогда был такой клуб, как «Автодор». Они пришли на смену «Жальгирису» (неслучайно в Саратове было два литовских игрока и тренер Эндрияйтис) и обеспечили интригу всему российскому баскетболу».
Еремин: «Родионов говорил: «Стас, есть только два тренера – ты да я» (но в «Автодор» меня никогда не звал). А потом слышу его слова: «Еремин – слабый тренер». Но думаю, он всегда был искренен».
«Выросли амбиции, появились новые спонсоры. Еремин испытывал больший стресс»
Если Родионов в конце девяностых так и не наладил финансирование «Автодора», то Александр Гомельский привел в ЦСКА ОНЭКСИМбанк.
В 1997-м Гомельский так описывал приход Прохорова в ЦСКА: «С полковником Барановским, начальником армейского спорта, мы обошли многих – банкиров, политических деятелей, богатых людей. Но получалось так, что все разговоры заканчивались ничем.
Тогда я обратился к управляющему делами президента Павлу Бородину – человеку, известному в нашей стране и любящему спорт. И с его подачи вышел на ОНЭКСИМбанк, с которым нашел полное взаимопонимание».
А в 2005-м – так: «Мы встретились [с Прохоровым] на каком-то приеме в Кремле. Подходит ко мне парень, спрашивает: «Вы меня помните?» Говорю, играл, наверное, у меня. «Играть-то играл… Я Миша Прохоров, сын Дмитрия Ионовича», – напомнил он. Погоревали, что отца уже нет с нами.
Умнейший был человек. Начальник Управления международных связей Госкомспорта, мы дружили. Потом спрашиваю Мишу, что он сейчас делает? «Президент банка», – скромно отвечает. Тут я и выдаю: «Ну-ка иди сюда, мальчик. Давай сделаем команду». У нас в то время все рассыпалось. Он согласился, но только при одном условии: Гомельский станет президентом клуба».
Барчо: «Прохоров с Потаниным очень любили спорт и часто бывали в нашем зале – там играла их команда по мини-футболу «Норильский Никель». В 1997-м они выкупили 50 процентов акций ЦСКА, а потом и 100-процентов. С их приходом наши финансовые дела наладились».
Ветра: «Сезон-97/98 мне понравился. Состав, возможно, стал чуть слабее (Карасев с Кисуриным еще не вернулись, а Куделин был травмирован), но здорово играли Валера Дайнеко и Дима Домани.
Увы, в четвертьфинале Евролиги мы проиграли «Партизану».
Панов: «В 1998-м я набрал в Тревизо 37 очков. У «Бенеттона» есть мячи, которые чуть больше и тяжелее обычных. Я с ними так хорошо потренировался, что в игре – уже с нормальным мячом – установил личный рекорд.
К сожалению, в конце партнеры не дали мне еще раз бросить, взяли инициативу на себя, и мы проиграли. Может, и хорошо. Если бы промазал – винил бы себя в поражении.
Предыдущая игра с «Бенеттоном» – домашняя – тоже интересна. Я заснул днем, перепутал время и проспал. Из Новогорска, где жил, с рекордной скоростью долетел на машине до зала ЦСКА – приехал к самому началу матча. Мы проигрывали, я вошел со скамейки, внес в игру перелом, и мы победили».
Ветра: «После сезона-97/98 у клуба выросли амбиции, появились новые спонсоры. Еремин испытывал больший стресс. Наверно, не до конца распределили роли в команде, и два подряд сезона выступили в Евролиге неудачно. Зато в чемпионате России побеждали уверенно.
В конце девяностых «Автодор» и «Урал-Грейт» навязывали нам конкуренцию, и кто-то из баскетбольных чиновников, возможно, желал нам поражений, но мы тогда и мысли о проигрыше не допускали.
Я планировал закончить в тридцать три года, после завершения контракта с ЦСКА. Но отдохнул месяц и позвонил агенту: «Все же поиграю еще. Найди команду, где не будут мучить тренировками и психологическим давлением. Все-таки я уже старый».
Мне звонил и новый тренер ЦСКА Валерий Тихоненко: «Может, еще сезончик?» Но Тихий – мой друг. Я не хотел его подводить, потому что понимал: я уже не тот, что в 1996-м, и не соответствую уровню ЦСКА».
Кисурин: «В 1998-м сыну исполнилось семь лет, и мы решили идти в русскую школу. Шабтай Калманович настойчиво звал в «Жальгирис», предлагал в два раза больше, чем ЦСКА, но в Каунасе не было русской школы. Была в Вильнюсе, но каждый день тратить полтора часа на дорогу – не очень хорошо. А в Москве мы ходили в школу пешком».
Дайнеко: «Меня тогда тоже звали в «Жальгирис». Я съездил в Каунас, посмотрел квартиру, пообщался с тренером Казлаускасом, договорился о контракте с Калмановичем, но в Москве нашли какой-то документ, по которому я все еще принадлежал ЦСКА.
В итоге я остался и в 1999-м стал лучшим игроком чемпионата России. А «Жальгирис» выиграл Евролигу. Было обидно.
С другой стороны, мне нравилось в ЦСКА. Мы дружили семьями с Куделиным, Тихоненко, Шакулиным, Кисуриным. Справляли друг у друга Новый год. Все русские, все почти ровесники. Нам было хорошо вместе. В конце 90-х у нас была настоящая народная команда.
Правда, остался неприятный осадок от того, что в 2000-м меня не отпускали в ПАОК, и пришлось самому выкупать свой контракт – пусть греки и возместили часть расходов».
Кисурин: «В ЦСКА я вернулся с травмой. На Играх доброй воли-1998 в Нью-Йорке неудачно поставил ногу, и колено сильно распухло. Предстоял чемпионат мира, и я снова играл на уколах с «пустой» ногой. Наколенник специально не надевал, чтобы о травме не знали соперники. Но о ней не мог не знать тренер ЦСКА Еремин, помогавший в сборной Белову.
Перед клубным сезоном я попросил его об отпуске: «Врач сказал, что две недели мне нужен полный покой. Спадет опухоль, и мы поймем, что с коленом». Еремин не дал мне отпуск – не только мне, никому, на него было сильное давление со стороны руководства.
Я ужасно отыграл сезон на одной ноге, и на этом основании ЦСКА оштрафовал меня на четыре зарплаты. После этого я – опять на уколах – выступил на Евробаскете-1999, потому что мечтал выиграть путевку на Олимпиаду – понимал, что это мой последний шанс в ней поучаствовать.
Только после этого сделал паузу – два месяца ходил с палочкой. Это стоило мне контракта с ЦСКА. Из-за неявки со мной разорвали контракт, который действовал еще год, и я перешел в «Варезе» (на тот момент – действующий чемпион Италии).
Панов: «Базаревич рассказывал, что в конце девяностых я три года ездил с самоучителем «Английский за три месяца». Это правда. Самоучитель помогал в восстановлении, потому что оказался хорошим снотворным. Я часто им пользовался, заодно подтягивая английский.
В 1999-м Ивкович позвал меня в АЕК. Но я не перешел из-за контракта с ЦСКА. По той же причине затягивался мой переход в «Урал-Грейт». Но Кущенко оказался более мощным менеджером, чем его коллега из АЕКа.
Побеждать в России с ЦСКА стало скучно, а вот обыграть ЦСКА – это было интересно. Из-за того, что я числился военнослужащим-контрактником, ЦСКА два месяца не отпускал меня в Пермь. Спасибо начальнику клуба Михаилу Мамиашвили, знаменитому борцу, что понял мой спортивный интерес и уволил из армии.
Он сказал: «Если не станешь чемпионом с «Урал-Грейтом» – поговорю с тобой как борец, а не как офицер». Чтобы не допустить этой разборки, пришлось обыграть ЦСКА и стать с Пермью двукратным чемпионом России.
Барчо: «В Перми собралась сильная команда, а нас в 2000-2002 годах судили не очень. Наверное, надоело, что ЦСКА всегда выигрывал».
Дайнеко: «В сезоне-2001/02 сменивший Еремина Тихоненко собрал в ЦСКА хорошую банду и позвал меня назад (в Греции я попал на финансовый кризис и пришлось финансово подвинуться – многие иностранцы оттуда уехали).
Я передал через Валеру руководителям ЦСКА: «Я потратил деньги вникуда. Выкупил контракт, который не подписывал. Верните мне те деньги, и будем договариваться». – «Нет, пусть так играет. Что было – то было».
Тогда я по совету Панова ушел в «Урал-Грейт» и снова стал чемпионом».
Станислав Еремин: «В рейтинге «Мужчины года» я опередил Жириновского. Гомельского это раздражало»
– Правда, что вы запрещали игрокам смотреть в автобусе американские фильмы?
– Да, люблю наши оттепельные, наивные. «Дом, в котором я живу», «Добровольцы», «Весна на Заречной улице». Они учат чистоте и правде. Чтобы человек становился лучше. А мастерство актеров! Как Гурченко в «Вокзале для двоих» сыграла за час от ненависти до любви к Басилашвили – супер.
– Куделин отмечал, что в полуфинале ЧМ-98 именно вы, помогая Белову, придумали решающий размен высокого центрового на «малыша».
– Не буду хвастаться. Я в свое время многое почерпнул из книги Евгений Гомельского «Искусство быть вторым тренером». Та замена вызвала секундное замешательство у американцев, и Панов спокойно забил. А перед Куделиным я виноват.
– В чем?
– Его звали в НБА, но он был предан мне. И я уговорил его остаться в ЦСКА. А потом не взял на Олимпиаду в Сидней. Послушал советчиков.
– Своих помощников?
– Не хочу ни на кого сваливать. Я был главным и это моя ошибка. Надо было брать своего проверенного игрока. Перед Олимпиадой мы всех обыгрывали, но я, желая устранить недочеты, нарушил командный баланс. Жалею.
– Почему покинули ЦСКА в 2000-м?
– Я прирос к клубу, но Александр Яковлевич считал, что нужны изменения. И ревностно относился ко мне. Я ведь был достаточно популярен. В белом пиджаке, на хорошей машине, в журнальном рейтинге «Мужчины года» опередил Жириновского. Гомельского это раздражало. Позднее он признал, что ошибся.
– А вы?
– И я. Гомельский создал вокруг меня напряженную атмосферу, выбил из колеи, и я решил: «Ухожу». Жизнь показала, что надо сидеть до конца. Пока не выгонят. Особенно сегодня.
Кстати, после моего ухода Михаил Прохоров предложил сохранить мне половину зарплаты, пока не найду новую команду. Я поблагодарил и отказался.
