Вы все знаете Диму Федорова – живая легенда спортивного ТВ регулярно появляется в ленте Sports.ru по самым разным поводам. В основном – если нужно вспомнить что-то про девяностые, начало нулевых, про самые разные передачи, проекты, события, людей, явления тех лет; несмотря на то, что наши запросы к нему так похожи друг на друга, Дима никогда не отказывает в интервью – и его влеты в материалы превращаются для читателей в цунами интересных историй, которые, кажется, просто его преследуют.
Сегодня кадр выстроен принципиально иным образом – Федоров рассказывает о себе. Формальных повода поговорить два – в последнее время Дима стал большим фанатом здорового образа жизни, похудел сам и мотивирует окружающих (сейчас вы испытаете его напор на себе), а в самое последнее время – пошел учиться в ВШТ на хоккейного тренера и это никакая не шутка.
Из этого оптимистичного интервью с легендой вы узнаете:
• Что главное в путешествиях;
• Как мотивировать себя на похудение;
• Как можно сбросить 18 килограммов за полгода;
• Какой смесью можно восполнить отказ от сладкого;
• Что делать, если ты – вожатый в лагере, и тебе достался проблемный отряд;
• О чем думаешь, когда в лицо прилетает шайба.
Вперед!
Путешествия, Босх, патриотизм
– Когда мы впервые пообщались, у меня было полное ощущение, что я должен говорить на «вы» – все-таки разница в возрасте, твой авторитет. При этом молодые коллеги, редакторы, говорили с тобой на «ты», и мне было как-то неловко «выкать». Такая прямота – это свойство телевизионной среды?
– Спортивное телевидение основано не только и не столько на профессионализме, сколько на человеческих отношениях. Хороший контент помогают сделать общность интересов, товарищеские отношения, совместимость, доброта.
Я, как руководитель, могу повышать голос на молодого сотрудника, иногда кричу, иногда делаю резкие вещи. Но исключительно из-за работы. Если я буду с ним на «ты», а он со мной на «вы», получится, что я его подавляю и как работника, и как человека. А если мы оба будем на «ты», он будет понимать, что как люди мы – на равных. И что я кричу для пользы дела и исключительно по работе. И не будет себя чувствовать униженным как личность.
Даже когда мне будет 60 лет и придет молодой человек, которому будет 18 лет, я все равно буду настаивать, чтобы мы общались на «ты». На спортивном телеканале все должны понимать, что они – на равных.
– Какие твои планы обрушил карантин?
– На первых порах я был расстроен, потому что весна в хоккее – самое рейтинговое время. Мы все были воодушевлены, и вдруг все исчезло. Я переживал за коллектив, а потом понял, что нельзя жить негативными эмоциями.
Еще я готовился к учебе в ВШТ и делал большую ставку на то, что получу информацию и знания не только от преподавателей, но и от тех, кто будет учиться со мной. В беседах до и после лекций. И сначала я думал, что на дистанционном обучении этого эффекта не будет.
Но все равно возникали дискуссии, и я узнал много нового.
– Я вообще думал через этот вопрос выйти на путешествия, но тогда зайду по-другому: помнишь первое?
– В детстве много путешествовал с родителями. У нас была довольно обеспеченная семья, мы ездили на юг, и я привык к дороге. А первое заграничное путешествие было в 1986 году в Чехословакию. Молодые люди нашей эпохи не в состоянии понять, каково это для советского ребенка погрузиться в зарубежную действительность. Тогда было трудно попасть даже в социалистическую страну.
Испытал сильный культурный шок: там все такое чистенькое, в магазинах полно западных товаров. Невероятный контраст на границе: мы ехали поездом – там все ухожено, красивые домики, а у нас прям беда.
Я купил джинсы, потому что купить хорошие джинсы у нас было тяжело. И пластинок накупил кучу – они были дорогие, но можно было найти и Deep Purple, и Rolling Stones, и все что угодно.
– Топ мест, которые впечатлили за всю жизнь?
– Не могу составить. Самые сильные впечатления бывают от путешествий, связанных с каким-то делом или с хорошей компанией. Все-таки когда ездишь один, даже если очень любопытно – все равно нет такого эффекта.
Вот сегодня вспоминал – мы с Романом Нагучевым ездили в Казахстан на месяц комментировать футбольный ЧМ-2014. Казахстан – это, с одной стороны, очень развитая страна, а с другой – там чтут традиции. Нас повезли в горы. И на километры – никого. Мне дали коня, он был такой, норовистый, но мы с ним договорились, он вел себя спокойно – и это было невероятное ощущение. Сегодня даже посмотрел эти фотографии – какая-то космическая свобода, вокруг природа красивая. Что-то сказочное.
А если говорить о топе, то у меня это новогодние поездки с друзьями, катание на горных лыжах. Новый год, все веселые, шутят, каждый день интеллектуальные игры, фильмы. Это самое замечательное, что только может быть – когда атмосфера пионерского лагеря, ощущение праздника у взрослых людей.
– Как ты выбираешь места, куда хочешь поехать?
– Когда-то в юности мне захотелось побывать во всех галереях, где есть картины Иеронима Босха. Но тогда денег не было, и я понимал, что это несбыточная мечта. Тем более что Босх, например, есть в Нью-Хейвене, США – вряд ли доведется побывать в таком небольшом городе. Но так исподволь получилось, что я посетил почти все города, где есть его картины, и посмотрел почти все его наследие.
Но тут есть и психологическая ловушка.
Может быть эффект обманутых ожиданий. Например, я хотел посетить Прадо, где самое большое собрание Босха. Специально выстроил маршрут, чтобы на день попасть в Мадрид. И в тот день я как-то себя неважно чувствовал, было плохое настроение, и ровным счетом ничего там не испытал. Сплошное разочарование.
– А почему именно Босх?
– Лет в 15-16 он произвел на меня просто какое-то космическое впечатление. Я, как и многие дети советской эпохи, пытался что-то узнать новое о культуре. А источников информации не хватало. Не было же интернета. Был дефицит книг по искусству – далеко не всякое искусство советская власть пропагандировала. И вот у своего дяди я увидел альбом Босха, привезенный из-за рубежа, открыл его – и он меня потряс до глубины души.
– По твоему инстаграму видно, что ты нередко путешествуешь один. Каково это?
– Когда едешь с компанией, ты завязан на друзьях, и будет нехорошо, если у тебя возникнут особенные планы. От коллектива отбиваться нельзя. Когда еду с подругой, понимаю, что подруга может устать, ей хочется побыть вдвоем – и мы никуда не идем.
А когда ты один, можешь выполнить абсолютно все поставленные задачи. И все-таки журналистская деятельность, согласись, связана с тем, что мы вступаем в коммуникацию с огромным количеством людей и иногда побыть одному жизненно важно, чтобы отдохнуть и потом эффективно работать.
Поэтому такие поездки на 7-8 дней с обширным графиком передвижений полезны с чисто познавательной точки зрения, но и, наверное, чтобы психологически перезагрузиться.
– Тебе лучше думается в поездке?
– Да, конечно. Это даже объясняется научно. Есть такая цифра, что мы должны побыть 23 минуты без потоков информации, без телефонных звонков, чтобы попасть в сильное мыслительное поле. Иногда быть в некой прострации полезно, чтобы выработать новые идеи. Поэтому путешествие в одиночестве подталкивает к сильной мозговой деятельности, которая впоследствии может обернуться достижениями.
До того, как я похудел, испытывал тяжелые периоды эмоциональной усталости. А сейчас могу работать вообще без выходных и с малым количеством сна.
– Есть места, в которые ты хотел бы попасть – ну когда границы откроют?
– Ты меня застал в такой момент, когда у меня нет серьезной потребности в путешествиях. Надо ездить по делам, по работе, чтобы получить новые знания о хоккее. И без путешествий для души могу обойтись.
У меня была детская мечта попасть на Аляску, но сейчас важнее посмотреть российские города. Ну, например, я хотел бы побывать на Сахалине, на Камчатке, в Хабаровске, во Владивостоке. Недавно ездил на Алтай и испытал огромное удовольствие. Интерес к российским городам перевешивает у меня желание отправляться куда-то заграницу. То есть Аляска – любопытно, но я обойдусь без нее и однозначно выберу Сахалин.
И сейчас такое время, что у многих нет денег на путешествия. Надо проявить солидарность со страной – жить поскромнее.
– Кстати, сейчас многие именно так думают, кажется.
– А это легко объяснить. Мое поколение выросло под песню «Наутилус Помпилиус» со строчками: «Гудбай, Америка, где я не буду никогда. Нас так долго учили любить твои запретные плоды». Вот поэтому, когда открылись границы, возникло желание срывать запретные плоды и отправляться в далекие страны. Так и говорили – «хочется посмотреть мир». К тому же патриотизм лет тридцать назад был чуть ли не ругательным словом. А сейчас молодежь разумнее.
И потом, пошла хорошая пропаганда: когда элитные хоккеисты рассказывают о своих путешествиях на Алтай, это производит сильное впечатление на всех остальных.
Мне очень нравится такое незашоренное сознание молодежи. Я с оптимизмом смотрю в будущее. Если люди будут любить свою страну, то вообще многое изменится.
Мне гример рассказала недавно феноменальную историю: в школе у ее ребенка думали, как организовать праздник. И дети сказали – нельзя запускать воздушные шарики в воздух, потому что шарики рано или поздно где-то опустятся, и резина будет лежать и загрязнять природу. И я вот думаю – это же прекрасно, что у нас такое подрастающее поколение.
Дети начинают мыслить такими категориями, которыми мое поколение не мыслит.
Это просто прекрасно.
Модели, ЗОЖ, сладкое
– Раньше мы нередко виделись, и я ни за что бы не сказал, что тебе надо похудеть. Почему ты решился на это?
– Повлияло несколько обстоятельств. Заболели суставы, прям спать не мог. Понял – если похудею на 15 килограммов, будет облегчение.
Второй фактор – прилетел в гости к своему давнему приятелю в Барселону. А у него модельное агентство. Очень хорошие девчонки, мы все жили в одной большой квартире, весело, непринужденно, атмосфера лагеря – и ходили на пляж. Там я понял, что мне прям стыдно снимать футболку, потому что есть лишний вес, я как-то не накачан.
И я решил: как прилечу в Москву – займусь собой. Чтобы суставы не болели, и чтобы я мог достойно выглядеть. Моя жизнь как-то так устроена, что я много общаюсь с 20-25-летними девушками, в глазах которых хочется выглядеть на уровне.
Начал бегать, отказался от определенных продуктов – и за полгода сбросил 18 килограммов. Сейчас два килограмма вернулись, но в общем нормально.
– Как ты разработал свою программу?
– Постепенно. Сначала бегал кроссы. Потом стал заниматься на эллиптическом тренажере, у нас в парке такой есть. Тем, у кого проблемы с суставами, лучше заниматься на таких тренажерах. И, кстати, сейчас в хоккее постепенно отказываются от кроссов и переходят на тренажеры. Есть например «Байдарка» – там задействован максимум мышц, это хорошая работа на выносливость.
Все-таки бег – это нагрузка на стопу, на суставы, в особенности если бежишь по асфальту. Я стал заниматься на турнике, отжиматься от пола. Вообще, упражнения с собственным весом, мне кажется, полезнее.
Потом отказался от определенных продуктов. Для похудения важно, чтобы у тебя был учитель. Гуру, как сейчас модно говорить. Мне очень много советов давала супруга Сергея Игнашевича, Наталья. Она вообще фанат правильного питания.
К чему-то я пришел сам – и сформировал список продуктов, от которых нужно отказаться. Например, от молока и сыра. Потому что в них много жиров. И это дало сильный эффект. А потом доктор мне сказал, что организму нужен витамин D. То есть молоко или сыр. Я их включил в свой рацион – сразу +2 килограмма, автоматически. Но с другой стороны – анализы показывали, что витамин D мне необходим. Пришлось отойти от намеченного плана.
– От чего было сложно отказаться?
– От сладкого. Я – конченый сладкоежка. Но у меня есть рецепт, как с этим бороться: немножко меда, грецких орешков и несколько вяленых ягод клюквы. Буквально пара ложек заменяет сладкое. При этом полезно – и для мужского здоровья тоже.
Иногда я, конечно, позволяю себе конфету съесть, пирожное, когда к маме прихожу.
– В инстаграме ты писал про актера Кристиана Бэйла, который не очень правильно худел. В чем его ошибка?
– Это не ошибка. У каждого свой индивидуальный путь. Я знаю, например, что многие женщины, когда худеют, могут не есть целые сутки. Но мое мнение – организм нельзя ставить в стрессовые условия, потому что потом этот стресс он попытается компенсировать. Можно поголодать один день, и это даст какой-то эффект, но потом организм будет подталкивать тебя к тому, чтобы ты наелся.
Мое мнение – все должно быть в радость. В радость должны быть физические упражнения. В радость должны быть тренировки. И тогда будет результат. Так же и здесь.
Я стараюсь есть часто. Мой рекорд – 7 приемов пищи за день, но – очень маленькими порциями. Ты вроде бы утоляешь голод, и можешь потерпеть еще часа 2-2,5. А потом еще поел. Все это легко переваривается, нет большой нагрузки на организм, и ты постепенно худеешь.
Дело в том, что когда мы едим, постоянно переедаем. То есть организму кажется, что он еще не наелся, и пища продолжает поступать. А в тот момент, когда человек уже получил необходимую порцию, до желудка она просто еще не дошла.
Надо просто себе сказать – мне достаточно маленькой порции. Есть часто и, конечно, не поздно вечером. Мне лично этот график принес результат.
И я сейчас испытываю огромное удовольствие от еды.
Просыпаюсь утром – ой, какой у меня вкусный завтрак. В конце дня, где-то в шесть часов, думаю – какой у меня вкусный ужин. Можно испытывать удовольствие, не нажираясь. Даже похудение может быть приятным процессом, который доставляет радость.
Поэтому я против таких глобальных стрессов как у Бэйла, мне кажется, что организм как-то вернет все потом лишними килограммами. Думаю, такое голодание бьет по мозгам, по психике. Мозг же тоже должен питаться, и если он ничего не получает, то там начинаются какие-то неприятные процессы.
Вот опять же – почему французы такие худые? Они едят без стресса, очень медленно, для них это целая церемония – и во Франции не так много толстых людей. И на севере Италии не так много, хотя они даже вечером могут поесть весьма плотно. Они получают от этого удовольствие, у них хороший метаболизм.
А мы часто едим быстро, при этом говорим о работе, у нас тяжелые мысли, и пища плохо усваивается. И поэтому у нас большой живот.
Но вообще я очень много могу об этом говорить. И единственное оправдание, которое себе нахожу – это подталкивает окружающих к похудению, дает им верные ориентиры.
Пионерлагерь, ВШТ, травма
– Расскажи, кстати, о своем учительском опыте.
– Еще в школе я получил первое образование – диплом пионервожатого. Потом закончил Педагогический университет имени Ленина. Уже во время обучения в университете работал. Был в лагере. Потом преподавал в школе – нужны были деньги: сначала побывал там на практике, а на четвертом курсе стал преподавать. Занимался репетиторством.
Я, можно сказать, потомственный педагог – бабушка была преподавателем, мама сейчас работает преподавателем. Но еще в молодости я понял, что это не мое. У педагога должна быть линия поведения, у него не может быть крайностей. А у меня была такая очень эмоциональная натура. Иногда я приходил на урок и был очень добрым, много позволял детям. А на следующий день приходил с другим настроением и был предельно жестким. Сейчас я сильно изменился в этом отношении.
В 1990 году, когда мне было 17, отработал в лагере. Сначала был физруком, а потом меня перебросили на проблемный отряд. Так получилось, что их вожатого отправили в Москву. Отряд очень его любил, потому что он многое позволял, и дисциплина упала до нуля.
Вожатым меня назначили прямо ночью – и нужно было подтянуть дисциплину. Я принял очень суровые меры. Подростки шипели, были недовольны, но в конце концов стали ко мне довольно тепло относиться.
Я за любое правонарушение заставлял их мыть полы, стены – это у меня называлось трудотерапия. Сработало.
Был очень хороший пример, который мне показал, как дисциплина лечит. Собственно, меня назначили из-за того, что один парень убежал в Москву, что для пионерского лагеря – ЧП. А убежал он, потому что у него был энурез – это в 15 лет! Он описал простыню, и над ним стали смеяться.
Парень был сложный, ранимый. Его вернули из Москвы, мы пообщались, говорю – я поддержу, никто не пикнет. Давай, коллектив тебя примет, веди себя так, будто ничего не произошло. Подошел к лидеру отряда и сказал, что просто дам тумака, если кто-то будет над ним смеяться. Что парня надо поддержать.
Подошел к девчонкам – а девчонки в первом отряде будут покрупнее пацанов – тоже как-то договорился. И дисциплина потихоньку нормализовалась. Этот парень перестал писаться, стал улыбаться и адекватно, правильно себя вести. Я увидел, что дисциплина приводит к положительным последствиям.
Сейчас я учусь в ВШТ, и нам рассказали, что опрос молодых игроков дал какую-то невероятную цифру – 67% хотят, чтобы тренер давал указания в жесткой форме. Но при этом больше половины из них хотят уважения к себе.
Они хотят жесткости, но это не означает, что они хотят грубости. Они хотят, чтобы жесткость была синонимом требовательности. И тогда они ответят на все адекватно. Опыт в пионерском отряде показал мне, что дети на самом деле любят дисциплину, просто нужно ее правильно подать. И эта дисциплина будет окрылять, даст им правильный импульс в жизни.
Тот парень, у которого были такие проблемы, к концу смены выглядел жизнерадостным, бегал, играл в футбол и абсолютно забыл о том конфузе. Я понял, в каком направлении нужно работать с молодежью – это был бесценный опыт.
– Как ты появился в этой роли тренера команды Роспрессы?
– Там долгая история. В Альметьевске был вынесенный матч в рамках недели звезд КХЛ в Татарстане. «Нефтяник», лидер ВХЛ – без ведущих звеньев, без ведущего вратаря, потому что у них на следующий день календарный матч – против «Звезд» с капитаном Алексеем Морозовым. Пришло много народу, прям полный дворец.
Играли 8 чемпионов России, артисты, комментаторы, Дмитрий Сычев – то есть достаточно популярные люди. Начальник пресс-службы «Ак Барса» Михаил Степанов и Денис Казанский пригласили меня – давай с нами! Я говорю: ну что я там буду делать?
– Ну на скамейке постоишь, порегулируешь!
Они меня сподвигли к тому, чтобы быть там тренером. Очень помог Алексей Морозов, я понял что он грандиознейший игрок. Он спрашивал – «Так, когда у нас командное собрание?». Я говорю – вот в такое время. Он говорит – «Все, отлично, мы будем готовы». «Какой у нас план на игру? Все, отлично, сделаем». Победили в одну шайбу в итоге.
И потом Денис Казанский говорит: давай, когда мы «Роспрессой» будем играть товарищеские матчи, ты просто последишь за тем, когда кто выходит. И я подсел на это. Потихоньку накапливаю опыт. Большие игроки из состава «Роспрессы» давали советы. Читаю много специальной литературы, консультируюсь у специалистов.
Где-то к декабрю прошлого года созрела мысль, что я должен учиться. Позвонил в Высшую школу тренеров, Дмитрию Робертовичу Черенкову. Он сориентировал по стоимости, по времени занятий.
А потом был невероятный подарок – лига пригласила меня в качестве помощника главного тренера на Матч звезд. Я пытался узнать, кто это предложил, но мне сказали, что это коллективное решение. Очень благодарен лиге.
Был серьезный вопрос – как меня примет раздевалка? Все-таки я комментатор. Но меня приняли не как журналиста, и там был такой невероятный контакт – и с опытными, и с молодыми игроками. После Матча звезд я окончательно понял, что должен идти учиться. Что это не только моя фантазия, глупое желания, что сама жизнь направляет к тому, чтобы я получил второе образование.
– А каково это – давать какие-то советы, например, Андрею Николишину?
– Даже в профессиональных командах тренеры большим игрокам не особенно советуют. Была же история – ассистент главного тренера Рик Токкет сказал Малкину, чтобы он не терял своего игрока, так тот его просто послал.
Я никому советы не даю. Могу подсказать кому-то из коллег-журналистов, когда они допускают очевидные ошибки. Например, у нас играл Алексей Копейкин, был в полном порядке. Он сделал раскат как центральный нападающий. Защитник должен был сделать ему передачу. Но понятно, что у нас любительская команда, и люди не всегда понимают замысел профессиональных игроков. Защитник не сделал передачу. Я ему говорю: смотри, как он сделал такую дугу – ты сразу отдаешь ему пас, иначе он должен сбавлять скорость.
Такой совет я могу дать непрофессионалу, но естественно что-то говорить Николишину, Бадюкову, Гуськову я не буду. В любительской команде тренер по большому счету нужен для нескольких вещей. Решить какие-то организационные вопросы до начала матча. Сформировать звенья, тройки и пары защитников, порядок выхода на площадку – тут лучше посовещаться с опытными игроками. Потом произнести установку и в нужные моменты взять тайм-аут, перейти на игру в два звена. То есть глобально я там никому не буду советовать или пихать.
– После того, как ты пошел в этом направлении, открылся для тебя новый ракурс на профессию тренера?
– Каждый день что-то открывает. Причем не только в процессе обучения, но и в общении с тренерами. Сейчас профессия для меня выглядит совершенно по-другому, нежели год назад. И в этой профессии прекрасно то, что человек в ней может развиваться и в 40, и в 50, и в 60 лет. Со мной в ВШТ сейчас учится топ-тренер.
Не называю фамилию, потому что вдруг он не хочет, чтобы об этом знали. Он повышает свою квалификацию и говорит, что каждое лето перечитывает конспекты, изучает новые книги, осваивает специальные программы, приложения в компьютере.
У меня была догадка, которая крепнет с каждым днем. Что профессия за последние лет 5-10 невероятным образом изменилась и требует абсолютно новых навыков. Вот если мы видим тренеров, которые за 2-3 года буквально сходят с горизонта – раньше вроде бы они были нужны, а сейчас нет, это может быть потому, что они никак не изменились. А время подталкивает к этому.
Я взялся писать реферат о формах психологической активации молодых игроков – это просто клондайк для изучения. Модель поведения у поколения Z, которое родилось после 1996 года, радикально отличается даже от предшествующего поколения.
А это значит, тренеры, которые будут работать с этой молодежью, должны перестраиваться для достижения результата. Раньше, в 90-е – каждый день пихаешь молодому игроку, и все скажут, что это правильно. Сейчас у молодежи совершенно другие критерии оценки происходящего. Так ты просто можешь уничтожить молодого игрока.
Я изучаю много литературы по психологии, по поведенческим моделям. Направление одобрили многие специалисты. Я отправил наброски Вячеславу Быкову, мы с ним общались 40 минут, он подсказал, что у меня неправильно, над чем подумать, скорректировал. Леонид Слуцкий тоже прочитал – дал много дельных советов.
– Видел жуткую фотографию, что тебе прилетело шайбой. Это ощущалось так же жестко, как и выглядело?
– Да. Причем это драматическая история. Мы с «Роспрессой» отправились на турнир в Туймазы. И проиграли его из-за одного человека – из-за меня. Я неправильно сформировал тройки, неправильно вел игру, допустил огромное количество ошибок. Мы выигрывали 4:0. За 4,5 минуты до конца матча побеждаем 7:4. И нас буквально порвал Игорь Григоренко, который играл за команду «Газпрома», он провел выдающийся матч.
Идет последняя минута, счет 7:7, и шайба улетает в закругление. Я ее вижу. Но поскольку я еще неопытный человек, думал, что она вылетит в площадку. А она прокатилась по стеклу – в последнее мгновение я вижу, как она летит мне в лицо. Очень сильный удар, кровь ручьем.
Это была жуть: мы с 4:0 и 7:4 пришли к ничьей, а у меня заячья губа. Подбежал доктор на арене, говорит: полное рассечение губы. Было ощущение, что выбиты все передние зубы, полный рот крови. У меня еще стояли лингвальные внутренние брекеты – казалось, что их тоже вынесло. Страшное ощущение.
Меня повезли в больницу, там доктор, я ему очень благодарен, хорошо зашил. Выяснилось, что все зубы целы, брекеты не повреждены, нос тоже. И сотрясения мозга нет – я оказался живучим.
Но я до конца матча достоял, по буллитам мы проиграли. Для меня теперь у любого поражения есть абсолютно конкретный вкус крови во рту. У нас потом было всего несколько поражений, но каждый раз я словно ощущал эту кровь во рту. И потом мне Алексей Бадюков сказал слова, которые я часто вспоминаю: «Годы пройдут, но ты навсегда запомнишь этот хруст в голове. И этот хруст для тебя будет отождествляться с хоккеем».
И это такой, очень важный опыт, который сделал меня и жестче, и дал мне почувствовать себя в хоккее своим человеком – ну это такая типичная травма.
Тем не менее, зажило все быстро, буквально 10-11 дней, и мама даже не увидела, что у меня такое рассечение. Сейчас есть шрам, но я на него внимания не обращаю, там щетина, незаметно.
– К чему в итоге ты хочешь прийти?
– У меня есть цель, но говорить про нее глупо, потому что тренерская карьера ведь зависит не только от желаний человека, но в большей степени от заинтересованности работодателя, конкретного клуба. Я решил так: важно – получить такое образование и такую практику, чтобы был шанс проявить себя. Нужно получить диплом ВШТ: пройти стажировку осенью, закончить обучение в апреле-2021. Сдать два экзамена, защитить реферат, походить на тренировки клубов, порасспрашивать тренеров.
Если все это сделать – дальше видно будет. Я понимаю, что прежде всего – образование, а не мои хотелки.
