Защитник Валерий Лихобабенко – неочевидная легенда российского футбола. Он был в одном выпуске академии «Спартака» с Егором Титовым, в конце 90-х – играл за «Анжи» Гаджиева (впоследствии чуть не дошедший до бронзы), в середине нулевых – брал чемпионский титул в Казахстане. Но еще известнее он стал в последние пару лет, когда в 40+ был самым возрастным профи в наших лигах, играя в в ПФЛ за «Велес» и «Коломну». В этом году до остановки матчей он играл в ЛФЛ за «Хайтэк», в КФК за Савеловскую спортивную школу, и в Северозападной ветеранской лиге за «Москвич» – и не собирался заканчивать.
В разговоре со Sports.ru Лихобабенко вспомнил яркие моменты долгой карьеры и рассказал, почему не завязывает с футболом. Спойлер: это не из-за большой любви к спорту.
Он был в школе «Спартака». Хулиганили с Титовым, не думали о карьере
В начале 90-х все было просто. Как в СССР. У нас и интересов особо не было. Сейчас у молодежи компьютеры, телевизоры, а у нас – только улица. И когда батя меня ответил в спартаковскую школу, мне особо и выбирать не приходилось. Школ было немного в Москве, а родители за «Спартак» болели.
Я вырос в Люберцах. Все считают, что это криминальный город, но [люберецкий уличный] криминал прошел мимо меня. Я уже класса с четвертого ездил в спортивную школу. Это, по сути, был пятидневный интернат с заездом домой вечером, и я с утра до вечера проводил время в Сокольниках. Честно говоря, до конца школы даже не задумывался ни о чем, кроме футбола. Неспортивных увлечений у меня особо не было.
В «Спартаке» у нас был очень сильный выпуск – Титов, Гунько, Володя Джубанов. По своему году самый сильный, наверное, не только по Москве, но и по России. Больше половины команды сразу попали в дубль «Спартака». Тогда это была большая редкость. Я не попал. Я был худенький, щупленький, второй с конца всегда стоял. И понимал, что тренер в меня не верит.
Но зависти к тому же Титову не было, мы дружили до самого выпуска. Даже особо не осознавали, что мы в великой школе. Мы знали историю «Спартака», старшее поколение. Но с другой стороны, нам, по-хорошему, было все равно. Мы точно не были примерными ребятами. Мы были уличными, шпаной. Наркотиков не было, а так хулиганили – на уроках, на улице. Вообще и до жести доходило, людей обижали – но это не для прессы, кто поймет, тот поймет. Нам по барабану было, кто из нас куда [в футболе] попадет.
Егор Титов
Сейчас у молодежи в 3-5 классе мировоззрение такое, что они уверены, что уже звезды какие-то. Смотрю на них как на инопланетян. Ребята еще ничего не достигли, а уже какие-то планы строят на будущее. «Попаду в дубль», в таком духе. Я говорю: «Откуда ты знаешь?». Отвечает: «Ну меня должны позвать». Кто тебя должен позвать? Техническое оснащение – атас полный.
Пик карьеры – Махачкала. Черная икра по 500 рублей за полкило, слезы в раздевалке после проигранного матча за бронзу
Нас было четверо пацанов, кто из «Динамо» уехал в Махачкалу (1999 год – Sports.ru). Абсолютно не знали, что за город. Знали, что где-то на юге. Не знали, какая там обстановка. Юношеский максимализм внутри: все равно куда ехать, лишь бы не сидеть в дубле.
Махачкала – это было сильное впечатление. По большому счету я попал в первобытный строй. Мы приехали вечером, нас заселили в какую-то большую гостиницу на берегу моря. Света [на улице] вообще нет. Представляете, идете и друг друга не видите. Мы не понимали, где мы. Пришлось ждать утра, чтобы посмотреть на город.
Мы думали, что плохо будет, а пошло нормально. Море в пяти шагах. Жили в бывшей партийной гостинице. Футболисту много не надо: крыша над головой, пожрать и чтобы зарплату платили. А там еще все было дешевое. Клубника и черешня – 10 рублей за килограмм по нынешним деньгам. 500-граммовая банка черной икры – 500 рублей, представляете? Много увозить с собой не разрешали, но по 2-3 банки мы возили через таможню. Родню откормил этой икрой до тошноты. Шашлыки были каждый день – хочешь ешь, хочешь – не ешь. Тогда и с режимом питания меньше заморачивались.
«Анжи»-1999
Ближе к осени, когда мы играли второй круг, на мандраже сидели. Знали, что в 40 км от Махачкалы уже бандформирования. Город готовился к осадному положению. Мы ехали на тренировки – а по городу люди с автоматами ходят. Помню, как ездили на двойной выезд куда-то на восток, и там узнали, что террористов отбили, до Махачкалы они не дошли.
***
Средняя зарплата в команде тогда была тысячи полторы долларов плюс-минус пятьсот. Когда в Высшую лигу вышли, сразу в несколько раз взлетели оклады. И подъемные дали. Я на одни эти подъемные купил квартиру в Люберцах – тысяч 50 долларов стоила.
Наверное, это было пиковое время карьеры. Мы тогда понимали: надо культурно, тихо себя вести. Никаких криминальных историй: потренировались – поехали в гостиницу. Единственное, когда в Высшую лигу вышли, народ уже всех знал лично в лицо.
Болельщики нас очень любили. Помню, что когда был последний домашний матч в Первой лиге, и мы уже обеспечили себе вышку, собрался полный стадион. А там за одними воротами был высокий навес, где иногда устраивали чемпионаты по борьбе. Когда мы выиграли чемпионат, стадион орал – Махачкала же первый раз оказалась в Высшей лиге. Мы с Серегой Ясковичем (защитник из Беларуси, также поигравший за «Томь» и «Москву» – Sports.ru) взяли флаг Дагестана, полезли на этот навес, забрались на самую крышу и начали там прыгать, размахивая флагом. А мы же даже не свои, просто два приезжих пацана. Людей это еще больше завело, некоторые достали пистолеты, начали стрелять в воздух. Мы испугались, начали быстрее сваливать. А они так радость выражали.
Думаю, это был мой самый счастливый футбольный момент. Следующий год был очень хороший, мы чуть не дошли до бронзы, но нам в Москве просто не дали завершить сезон.
У нас состав с Первой лиги вообще не поменялся. И мы чуть не дошли до медалей Высшей лиги. Играли с «Торпедо», нас устраивала ничья. Счет 1:1, 90 минут уже отыграли, судья показывает: добавлено 3 минуты. Они подают угловой, время кончается, мы выносим мяч, судья не свистит. Дает провести еще атаку, какой-то непонятный навес в кучу, вынос мяча, и чудак свистит: пенальти. Где-то рассмотрел руку. Заваруха началась, я побежал к боковому, подмосковный судья, я его более-менее знал. Говорю: «Ты же ничего не поднял, не было ничего». Он: «Валера, не беспокойся, никакой руки не было». Потом главный, Ключников, отводит его в сторону. Поговорили – пенальти. Представляете? Мы пошли в раздевалку прямо с поля, нас останавливает комиссар, говорит: «Если уйдете, запишем поражение, на следующий год на вас накладываем санкции». Мы решили вернуться – ну как, просто вратарь вышел. Ударили, забили гол, матч закончился.
На этом матче был Василий Уткин, еще молодой корреспондент. Он это все видел, зашел в раздевалку и говорит: «Ребята, не беспокойтесь, я буду протестовать». Это сто процентов, я это слышал от него. Как обычно, пробалаболил. Ничего не было после этого.
В раздевалке все плакали. У меня тоже слезы накатывали. У нас была бронза, а ее взяли и отняли.
Он не против шутливых прозвищ на тему возраста. И не ест красное мясо – не видит смысла
Тело болит после каждой игры. На сборах вообще умираю. Но так всегда было, в 25 и 40. У меня никогда не было серьезных болячек, растяжения да вывихи.
Я помню, что когда приехал в «Коломну» (2019 – Sports.ru), меня погнали на медосмотр. Знаете, как там крутят велосипед на время – маску надевают, липучки к телу прилепляют, с каждой минутой прибавляется нагрузка. Но врач всем молодым сразу дала справку, а мне говорит: «Ты будешь крутить. Не верю, что в таком возрасте играют. Тебе уже ходить надо». Я говорю: «Какой норматив у вас?». Она: «У нас конькобежцы, мастера спорта, выдерживают минут 15». Я начал крутить, 14 минут кручу, она говорит: слезай. Я говорю: «Давай я докручу до мастера спорта конькобежного, раз вы мне не верите». Она охренела.
Не сказать, что мне легко все далось. Разве что худой всегда был, иногда это помогало. Просто родители меня воспитали так, что надо честно трудиться. Даже сейчас, когда с молодежью выхожу, не имею права сачковать. Хотя иногда говорят: ты ветеран, можешь вообще ничего не делать. Но я же знаю, что если не поддерживать форму, то я тряпкой буду.
Парням из команды говорю: обращайтесь ко мне как хотите. Можно на ты, можно по прозвищу – Валей меня звали, Пердуном, Песком, я понимаю, что это так, прикалываемся. Только совсем на грубость не надо переходить. А так я понимаю, что парни на меня смотрят, они будут видеть, если я забиваю на тренировку. Не хочу, чтобы они говорили: «Этот не делает, а мы че должны делать?» Надо пример подавать. Их поколение и так раздолбаи, если у них не будет ориентира…
Единственное, с возрастом чуть дольше восстанавливаешься. Когда молодой был, потренировались один или два раза, могли остаться силы по Москве помотаться или во дворе погонять. А теперь знаю: когда потренировался, лучше прийти домой, поесть, восстановиться, может, поспать. Лишний раз не буду мотаться никуда.
Диета у меня с годами не изменилась. Я только мясо со временем стал редко есть. Оно просто мне особо не нравится и не нужно. Курочку могу съесть, а говядина и свинина – бесполезные продукты для взрослого человека. Оно долго внутри разлагается, гниет там. А то что силу дает – это же мифы.
Зачем вообще играть в 40+? Ради денег
Пока есть футбол, я играю. А играю, потому что нет никакой хорошей работы. Была бы хорошая – и высокооплачиваемая – работа, я бы покончил с футболом.
Сейчас не за что зацепиться по большому счету. Я просил, пробовал, на пороги ходил. В свое время хотел в динамовскую школу попробоваться тренером, подготовил документы, но там что-то сорвалось по непонятной причине. Володе Джубанову и Диме Гунько при встрече всегда напоминаю: если будет свободное место [в спартаковской школе], не забудьте обо мне. Пока молчок. А в простых школах Москомспорта неохота заниматься: денег мало. Если заниматься любимым делом, то за хорошие деньги.
Неспортивные варианты? Если бы мне кто-то предложил и мне было бы интересно, я бы с удовольствием попробовал. Я легко обучаюсь. Когда со знакомыми из других отраслей встречаюсь, тоже спрашиваю: нет ли чего интересного? Сейчас просто жизнь тяжеловатая. Главное себя устроить, а потом как придется. Я не осуждаю людей, мы все эгоисты внутри себя. Но 10-20 лет назад по-другому было. Люди были совсем другие. Намного чище, честнее, меньше подлости и вранья было. Раньше о ближних заботились, о родне, а сейчас «лишь бы мне хорошо было».
Может, люди озлобляются из-за телевизора, СМИ, ютуба. Смотрят, как другие живут – кто-то завидует, а кто-то злобу затаивает. Такое у каждого бывает, возможно, даже у вас. Мне не нравится, когда люди скрывают это. Такое есть везде. Просто есть люди, которые боятся это говорить, а есть те, кто не боится.
Кстати, знаете, почему я ушел из «Коломны»? Был неприятный разговор с тренером. Он начал меня обвинять, а я не понимаю, в чем. Говорю: «Что ты хочешь сказать?» Он мнется. Говорю: «Хочешь сказать, что я игру сдал?» Он: так люди говорят. Я жму ему руку и говорю: «До свидания, слушай дальше этих людей. Я не так воспитан, чтобы такой херней заниматься». Я всегда когда прихожу в команду, об этом тренеру говорю. Хотя в ПФЛ такое на каждом шагу. Если команда проигрывает, тренер говорит: значит, кто-то сдал. Многие же сейчас играют в конторах.
Коррумпирована ли ПФЛ? Да у нас вся страна коррумпирована. Посмотрите на первое лицо государства. Отсюда все идет. Рыба с головы гниет.
***
Не могу назвать три вещи из футбола, без которых буду скучать. Я даже не задумываюсь об этом. Непонятно, что завтра будет, а вы «когда закончите». Завтра, может, конец света будет с этим коронавирусом. Хотя мне вообще по барабану, я особо не верю в это все, это в первую очередь распил денег.
В футболе я, честно говоря, люблю зарплату. Ну это честно! Мы же не играем бесплатно, правильно? Смеюсь в лицо тем, кто говорит: «Играю за любовь к футболу». Это лжецы, я считаю. Скажи им: «Давай ты будешь за любовь играть, а платить тебе не будем». Все сразу разбегутся.
В этом ничего такого нет, но все почему-то боимся в этом признаться. У многих до сих пор коммунизм в головах. Запуганное поколение, боятся рот раскрыть. Все играют за деньги. Все работают за деньги. Все идем туда, где больше платят.